Я похлопал его по плечу, он вздрогнул,
возвращаясь в реальный мир, где он всего лишь охранник, а не властелин тайных сил, вытянулся:
— Дежурный по второму этажу!
— У вас есть блокнот? — спросил я. — Нет? Жаль... Надо будет взять всех этих на заметку...
— Которых?
— Которые слушают, — пояснил я и со значением посмотрел ему в лицо. — Понимаете?
Он смущенно помялся:
— Нам о блокнотах ничего не говорили. Я владею всеми видами оружия, только не блокнотом. Говорят, ниндзюки даже веером...
— Жаль, — повторил я и, собираясь уходить, проговорился в порыве старческой болтливости, этакой благодушности, какую молодые парни ждут от
людей постарше. — Этот семинар не зря ведь... Понимаешь, надо отделить всех слабых людишек, неспособных принимать самостоятельные решения. Какой
же он член правительства, если с гадалками советуется, гороскопы читает да в телепатию верит? Они еще могут быть хорошими генералами... нет,
хорошими тоже не могут, но где-то от них урона мало, а здесь... сам понимаешь!
И ушел, зная, что уже сегодня будут знать не только все охранники, но и пресса «из достоверных источников», а трусливых депутатов и членов
правительства как метлой выметет от гадалок, шаманов и прочих ясновидящих.
После неудавшегося переворота охраны не стало больше, но Кречет, что и раньше не чурался техники, позволил ввести кое-какие штуки из
новейшего спецоборудования. Огромные стекла, размером с витринные, могут выдержать попадание снаряда, а красивые театрального вида шторы глушат
любые виды излучений. Из этого здания, даже из туалета не просочится ни один байт информации.
В огромном предбаннике Кречета, где хозяйничает Марина, добавилось жидкокристаллических мониторов. На некоторых все еще простые бэкграунды,
на одном русские танки двигаются по Англии, знакомый старый скринсейвер, а ближе к двери установлен совсем уникальный: сверхтонкий, но с экраном
в тридцать дюймов.
Зверского вида всадники в чешуйчатых доспехах на весь экран лихо рубили, кололи, насаживали на пики жалобно вопящих противников. К небу
поднимались черные дымы. Горели здания, падали статуи, а в далекой гавани на фоне голубого неба красиво полыхали парусные корабли с тремя рядами
длинных весел.
Краснохарев, массивный, как носорог, мощно сопел и с неудовольствием наблюдал за сражением. Рядом красиво стоял аристократ Коломиец, седой,
но достаточно моложавый министр культуры. С другой стороны премьера нервно переступал с ноги на ногу Коган, министр финансов, а Мирошниченко,
пресс-секретарь президента, без нужды подкручивал верньеры, то увеличивая, то уменьшая яркость. За их спинами присутствовал подтянутый в
штатском, таким он мне всегда казался: подтянутым и в штатском. Мысленно я примерял ему, Сказбушу, министру ФСБ, то мундир лейб-гвардейца, то
погоны прусского барона.
Хлопнула дверь. Кречет вошел резкий, как «Нате», налитый гремящей силой, министры почтительно повернулись в его сторону и поспешно кланялись.
Кречет бросил Марине на стол папку с бумагами, обернулся:
— Что это за боевик?
Вперед выступил Мирошниченко, бледный и с осунувшимся лицом:
— Господин президент...
— Ну что?
— Господин президент... Я по приказу... простите, совету Виктора Александровича дал указание нашим программистам просчитать, что было бы,
если бы князь Владимир принял не христианство, а ислам. |