Неожиданно взгляд юноши остановился на погруженном в полумрак закутке под лестницей на второй этаж. Половину маленького пятачка занимал высокий, широкий табурет на удлиненных ножках, как стол, уставленный мисками и кружками. Рядом, на перевернутом на бок пивном бочонке важно восседал упитанный, обросший, как леший, черноволосый гном и, не обращая внимания на царивший вокруг бардак, быстро шерудил тонувшей в огромной ладони деревянной ложкой. Это был шанс, который уставший путник просто обязан был использовать. Ни один из мускулистых деревенских парней не стал бы задирать низкорослого крепыша. Обычно мужики навеселе пристают лишь к тем, кого считают слабыми и беспомощными, а о гномах издавна ходила дурная молва. Одни считали их злыми колдунами, а другие – жестокими бандюгами; угрюмыми, замкнутыми в себе душегубами, для которых человека зарезать все равно что бездомному коту пинка дать.

Сделав выбор, юноша выбрался из темного угла и стал осторожно пробираться мимо столов к лестнице. Он очень боялся случайно задеть кого-нибудь из сидевших полами мокрой шляпы или совершить иной проступок, который мог привлечь к нему внимание окружающих. Наконец-то опасный маршрут был удачно завершен. Никто не обратил на крадущегося паренька внимания, никто не обидел и даже не оскорбил нелестным сравнением с упрямой, глупой домашней скотиной. Везение – вещь непонятная: сопутствует тебе, когда совершенно не ждешь, но стоит хоть немного понадеяться на него, и оно тут же предательски убегает.

– Хорошего отдыха, уважаемый гном! За ваш стол можно присесть?! – стараясь говорить как можно громче, чтобы перекричать хор хохочущих поблизости басов, спросил юноша и замер в ожидании ответа.

Сначала пареньку показалось, что гном его не расслышал или не понял, что обращались именно к нему. Юный путник уже собирался повторить свой вопрос, но ложка, груженная тушеной капустой, направлявшаяся в рот гнома, неожиданно замерла в воздухе и через секунду вернулась обратно в миску.

– А ты где стол увидел, паря? – недовольно проворчал гном, не поднимая головы. – Ты что, этот старый подпопник столом называешь?

– Ну да… – неуверенно пробормотал юноша, пораженный непривычной постановкой вопроса.

– Тогда садись, но предупреждаю: в карты не играю, краденого не покупаю и в слезливые истории о тяжкой сиротской доле не верю, так что за жрачку сам платить приготовься, – расставил точки над «и» гном и, небрежно скинув на пол несколько пустых мисок, освободил на табурете пространство для сотрапезника.

Юноша не заставил повторять приглашение дважды. Быстро схватив стоявшее поблизости ведро для мытья пола, парень перевернул его кверху днищем, накрыл мокрой накидкой и уселся сверху. Теперь формально место принадлежало ему, хотя вряд ли кому-нибудь из посетителей пришло бы в голову позариться на треть засыпанной хлебными крошками крышки табурета вместо стола и на дурно пахнущее ведро вместо скамьи. Других желающих скоротать вечерок в закутке под лестницей да еще в обществе неопрятного, ворчливого гнома не нашлось.

– Чего расселся, милой? Кухарки еду только страже да вон тем оболтусам носят. – Гном кивнул в сторону дальнего стола, за которым гуляла самая многочисленная и шумная группа крестьян. – Коль есть хочешь, сам до кухни дотопай, только осторожней, близко к столам стражи да горожан не подходи, а то привидится кому чего, не оберешься бед…

– Кому привидится, что привидится? – удивился юноша, не понимая, куда клонил гном.

– Видок у тебя не ахти, покажется кому, что ты глаз на его суму положил, вот и поужинаешь оплеухами, – пояснил гном, наконец-то оторвавшись от созерцания быстро уменьшающегося содержания миски и показав новому компаньону лицо.