Я надеюсь, она не заикнется прямо сейчас насчет дружеского секса?

– Кто он такой?

– А?… Эээ?

– Я имею в виду мужчину во флайере. Кто он? Вы так похожи, но…

– …мы такие разные, да? – во рту у Брюса внезапно стало кисло, обезьяны взбесили его, а цапли показались ублюдочными комками перьев на нелепых длинных ногах, воткнутыми в декорации пейзажа. В нем не было ни единого достоинства, каковое Рубен не превзошел бы, даже о том не задумавшись.

«Я только не знал, что это так бросается в глаза!»

– Генетически он мне брат. Юридически – сын… «Я называю его отцом, и полагаю, что это правильно».

– Я понял насчет камуфляжа, – сказал Рубен, когда сын вернулся, уже один. – Этот парк Руссо… Я не первый день на Дикси, знаешь ли.

– Она тебе не пара, – брякнул Брюс. – Она и мне не пара, если уж на то пошло. Я тебе не скажу, кто она, пока мы в воздухе: из чистого самосохранения. И после не скажу, потому что… потому что если она захочет, сама скажет, а раскрывать ее инкогнито нечестно. О, я знаю, кто ей теоретически пара! Ваш бывший Император, Его Величество Кирилл!

* * *

Есть вещи, равно ненавидимые любым человеческим существом, и звонок среди ночи – одна из них. Он прогремел в палатке как общевойсковая тревога и сверлил Брюсу череп, пока он, Брюс, моргая в темноту, соображал, в чем, собственно, дело, и что за звук выбил его из сновиденья, и получал еще попутно подушкой от недовольного Рубена. Нашарил комм в кармашке на стенке, бездумно включил и зашипел‑заплевался, не находя в смятении ни слов, ни кнопки, которой выключают изображение. Комм был модный, навороченный: с голографической картинкой того, кто на другой стороне.

– Ты не один?

– Сейчас, погоди!

Передвигаясь к выходу по‑обезьяньи, на трех конечностях, а драгоценный комм зажав, как банан, в четвертой, и все равно путаясь в каких‑то неуместных тряпках, юноша выбрался наружу.

Уф! Вот берег, вот ивы с длинными синими листьями, черная вода с крестом лунных дорожек на ней. Местечко вроде уединенное. Тут можно. Он морально приготовился и включил картинку комма, втайне надеясь теперь в подробностях лицезреть прекрасное призрачное видение в невесомом, спадающем с плеч неглиже, сидящее со своим коммом на гостиничной койке посреди простынь, сотканных будто из звездной пыли. – Эй, ты тут?

Однако теперь Мари выключила картинку на своей стороне, а когда появилась вновь, была уже в халате: роскошном, как из «Тысячи и одной ночи», но Брюса, сказать по правде, изрядно разочаровавшем.

– Меня не допустили до собеседования, – сказала она. – У меня даже документы не взяли! Я не гражданка Новой Надежды, это раз. И моя специальность их не интересует, а другой, полезной при колонизации, у меня нет. У тебя есть идеи?

Хороший вопрос для трех часов ночи. Это, конечно, большая честь, когда красивая девушка нуждается в тебе и доверяет настолько, чтобы позвонить в это время, но, похоже, что красивая девушка – разумеется, не нарочно! – делает все, чтобы ты ударил мордой в грязь. Какие могут быть идеи, когда в твоей ночи из голубого света свилась полуодетая фея? Одна только – остановись, мгновенье, я весь – взбесившийся гормон!

– Тогда идея есть у меня. Давай поженимся.

– ??

– Не бойся за свою драгоценную честь, я предлагаю договорной союз. Совершенно фиктивный. Ваши чертовы демократы не могут меня не пустить, если я лечу с мужем.

– А я… могу вообще? В смысле – уже?…

– Можешь.