|
— Ха! Нашел что вспомнить! Там участвовала гвардейская а-ви-а-ция! — по складам выговорил Ремизов. — И заруби себе на носу, поклонник Мицкевича, — всего два полка. Не из столичных притом. — Ну, мы тоже имеем некоторое отношение к воздуху… — Угу. Тоже летаем, но низэнько-низэнько, — саркастически вставил Рейгель. — Как говорит наш фельдфебель Панасюк. — И все равно, — никак не мог согласиться унтер-офицер. — Я понимаю строевые упражнения, выездку, прочее… Это наш хлеб, так сказать. Но к чему мне ковыряться в моторе броневездехода? На это есть техники. — И в бою ты тоже будешь ждать техника? — В каком бою? О чем я тут талдычу битый час?… — Подъем! — донеслось до спорщиков, и они нехотя начали вставать, отряхивать камуфляж и разбирать составленные в пирамиду автоматические карабины, беззлобно переругиваясь и толкаясь, будто мальчишки. Кто-то сцепил карабины Пршевицкого и Рейгеля антабками, и теперь они безуспешно пытались отделить один от другого, понося последними словами младшего унтера Никольского. Этот великий мастер на подобные шуточки теперь скалил зубы вне сферы досягаемости их кулаков и давал «дельные» советы вроде того, что одному следует закинуть свой карабин за правое плечо, а второму — за левое и так, в виде сиамских близнецов, следовать до лагеря. — Эскадрон, стро-о-ойся в колонну! — пробежал мимо них корнет, подтянутый и свежий, как всегда, будто только что вместе со всеми не отмахал пару десятков верст, но заметил непорядок и вернулся. — Вот так это нужно делать. — Несколькими точными движениями он расцепил карабины и поочередно вручил хозяевам. — Как вы умудрились зацепиться? Это же суметь нужно… Придется в лагере потренироваться составлению оружия в пирамиду. В строй, в строй… И легкой серной унесся дальше. — Дошутился? — с упреком в голосе спросил Никольского Пршевицкий-Ганевич и повесил оружие на плечо. — Вот не было печали, теперь железяки эти тренироваться составлять. Проклиная на чем свет стоит корнета Бежецкого, гвардейцы поплелись к уже построившемуся в походную колонну эскадрону… * * * — К вам можно, корнет? Не дожидаясь ответа, на пороге Сашиной «кельи» вырос он — краса и гордость лейб-гвардии уланского полка поручик Вельяминов собственной персоной. — Да-да, — запоздало ответил Бежецкий, следя с тщательно скрываемой завистью (ему этому никогда не научиться!), как князь небрежно стягивает с аристократически изящных рук лайковые перчатки, непринужденным жестом смахивает с продавленного кресла воображаемую пылинку и наконец усаживается, небрежно закинув ногу за ногу. С Дмитрием Аполлинарьевьичем, а попросту — с «нашим князем Митей», Александр познакомился буквально через пару дней после своего зачисления в полк. Поручик Вельяминов, закончивший то же самое Николаевское училище несколькими годами раньше — увы, однокашниками они не были, — подвизался таким же младшим офицером, только не во втором, как корнет, а в первом «привилегированном» эскадроне. И судя по всему, совсем не рвался делать карьеру, равно как не манкировал повседневными обязанностями. Отпрыск некогда влиятельного, но и теперь не лишенного благожелательности Государя рода, он был истинной душой компании, заводилой всяческих приключений и организатором холостяцких пирушек, не опускаясь при этом ниже определенного предела, им же самим и отмеренного. Сашу он заметил сразу, благодаря служебному рвению последнего, более подходящему для выходца из низов, чем для «белой кости». |
