Изменить размер шрифта - +
Он грядет, он уже близок, ветер непредсказуемых пока суровых испытаний. Все, что случилось в недалеком прошлом, все, что пережил, испытал, понял Андрей, все это — лишь начало главной работы; еще остались в родной земле крапивные семена, они живут, тянут в себя соки, пытаются пустить злые ростки. И сами по себе никогда не исчезнут.

Медленно и неслышно шел Андрей по сухому прибрежному песку, и в такт шагам складывались слова. Он не знал, не догадывался, откуда они к нему приходили, но они в нем жили и звучали:

Вода мерцала неясно, едва заметно отличаясь от берегов; не слышалось даже всплесков — так была тиха и спокойна река в полуночный час.

Андрей остановился на самой кромке берега, лицом к востоку, где начинала редеть и просеиваться темнота, где дрожал неуловимый свет просыпающегося солнца. Почувствовал непонятное волнение и оглянулся. Следом за ним, неслышно ступая, зыбко покачиваясь, шли Журавли в лохматых шапках, шли мать с отцом, шел Пал Палыч Савватеев, шел пропыленный, продымленный отдельный десантный батальон, оставшийся на высоте сто пятьдесят… Они шли следом за ним, а когда он оглянулся — остановились и долго испытующе смотрели на него. Тени не могут говорить. Они спрашивали молча…

 

Схватка

 

Общество подвергает беспощадной критике очковтирателей, нечистых на руку руководителей, процентогонов и забронзовевших чинуш. Эти лица в течение ряда лет укрепляли свои позиции, втягивали в свои махинации, интриги десятки и сотни людей. Происходило нарастание бюрократизма, омертвлялись живые демократические формы работы. «Человек Ивана Ивановича», получавший протекционные блага, становился более важной фигурой, чем простой труженик. За спиной у правоохранительных органов нередко творилось беззаконие, торговля шла по запискам, образовался искусственный дефицит, на котором наживался стяжатель и спекулянт.

Нет, и раньше этому давали бой, и раньше боролись с этим настоящие коммунисты, нутром не принимали трудящиеся этого чуждого несправедливого порядка.

Но лихоимцы и бюрократы создавали единый фронт, объединяясь в нечистых делах, распространяя тлетворную философию наживы, самоудовлетворения.

Сейчас партия, опираясь на массы, на опыт мужественных и самоотверженных коммунистов, решительно пресекает неблагоприятную тенденцию.

Об этом резкий, бескомпромиссный и наступательный роман Михаила Щукина «Имя для сына». События в романе разворачиваются в небольшом сибирском городке Крутоярове. Крутояровский район невелик, но и в нем кипит бурная жизнь, живут и трудятся люди, выращивается хлеб, строятся дома и судьбы. Об этом охотно и радостно пишет в крутояровской газете молодой журналист Андрей Агарин. Он решителен в своих действиях, открыт людям, верит в справедливость. И вот серьезное испытание на прочность характеров. В Крутоярове все больше набирает силу и выходит из-под контроля общественности председатель райпо Козырин. Он не только не выполняет своих функций: организовать снабжение и обслуживание трудящихся района, но живет за их счет, паразитирует на трудностях и дефиците, сам, порой, создавая их.

Агарин смело выступает в районной газете против зарвавшегося администратора в статье «Хозяин жизни»? (Так подобострастно называл Козырина один из соучастников его преступления.) Статья наделала много шуму. Агарин закончил ее так: «Перечитал написанное, а стало на душе скверно. Так неужели же хозяева нашей жизни козырины? Тяжело, конечно, задавать такой вопрос, но раз уж мы до него дожили, надо отвечать. Нет! Козырины не хозяева жизни, они ее уродливые явления. Хозяева пашут и создают машины, настоящие хозяева никогда не потеряют веру в порядочность и честность, они всегда жили и будут жить по совести. По этой же самой совести, я уверен, спросят и с Козырина».

Статья горячо обсуждалась в районе. Ее читали, о ней говорили. В семьях, на работе, на лавочках возле домов люди яростно спорили, и лишь одно мнение в этих спорах было единым: наконец-то сказали правду о том, что все давно знали.

Быстрый переход