Старенький и маленький, худенький и тщедушный, потомок Чингисхана напоминал собой засушенный прошлогодний гриб. На носу поломанные очки в оловянной оправе, привязанные к одному уху веревочкой. В зубах изгрызенный и обычно пустой мундштук, вырезанный из вишневой ветки. А на костлявых плечах теплая бабья кофта бураково‑го цвета.

У этой кофты на спине полуистертая казенная надпись:

«Психиатрическая больница им. Кащенко». Потомок Чингисхана говорил, что эту кофту подарила ему одна хорошая знакомая и что он носит ее из сентиментальных соображений, как приятное

воспоминание.

В области поэзии потомок Чингисхана был специалистом по сердцещипательным романсам. Потому в доме чудес ему сначала поручили писать политические куплеты. Начинались эти куплеты про политику, а кончались увядшими розами, улетевшими соловьями и повесившейся возлюбленной. Тогда ему дали политические фельетоны. Но вместо политики получались слезливые рассказики про несчастную любовь.

– Хотя и говорят, что любовь – это пружина, которая вращает земной шар, – заметил флегматичный Филимон, – но в данном случае эта пружина крутится наоборот.

– Переведем его на место корректора! – решил неистовый Артамон.

Но потомок Чингисхана, свирепо закусив свой пустой мундштук, стал лепить в гранках еще больше опечаток, чем сами наборщики. Чтобы хоть как‑то приткнуть его к делу, его перевели на должность машинистки. С тех пор потомок Чингисхана мирно восседал в комнате машинисток, лупил двумя пальцами по клавишам машинки, как по роялю, и подпрыгивал в такт своей симфонии. Со стороны казалось, что это не машинистка, а композитор в процессе вдохновенного творчества.

Свой календарь потомок Чингисхана исчислял по тому, сколько дней осталось до получки. Сразу после получки он незаметно, как тень в полдень, исчезал. Управделами Брешко‑Брешковский недовольно ворчал:

– Куда это Лука делся?

Швейцар Назар, который знал все тайны дома чудес, виновато переминался с ноги на ногу:

– Куды ж ему еще итить… Известно куды…

– Так где он?

– Сами знаете где…– качал головой Назар. Зарабатывал потомок Чингисхана вполне прилично, но денег у него не было никогда. Свои финансы, как и календарь, он исчислял в обратном порядке – в форме вечных долгов. Ходил он обычно, как беспризорник, в одежде с чужого плеча. Когда у него изредка бывали папиросы, он усиленно угощал ими всех и каждого, словно стараясь поскорее избавиться от них. Потом он стрелял папиросы у всех и каждого или демонстративно собирал окурки, словно стараясь подчеркнуть этим свое бедственное положение. Когда ему давали закурить, у него не оказывалось спичек. Когда ему давали спички, они у него обязательно тухли.

– Божий человек, – сочувственно вздыхал неохристна‑нин Серафим Аллилуев. – Раньше такие около церкви стояли. Босиком на снегу. А на шее вериги.

– Типичный недобитый битник, – возражал Остап Оглоедов. – У него в голове перекос – параллакс.

Больше всего потомок Чингисхана приставал с куревом к Акопу Саркисьяну.. Тогда финансовый гений завел себе огромную трубку. От трубочного табака бедный Лука начинал чихать и спешно покидал бухгалтерию. Выкурив своего разорителя, бывший миллионер довольно посасывал свой кальян и оправдывался:

– Ведь у меня тут не табачная фабрика!

Чтобы потомок Чингисхана не бегал к нему за спичками, флегматичный Филимон подарил ему старую зажигалку. Но на следующий день рассеянный поэт опять явился к нему за огоньком.

– А где же твоя зажигалка? – удивился Филимон.

– Да я ее, проклятую, потерял, – со скрытым торжеством признался потомок Чингисхана.