Состояние Джульетты оказалось настолько серьезным, что бедняжку пришлось перевезти в какой‑то специальный госпиталь, к какому‑то специальному профессору в Ленинграде. Но, несмотря на расстояние, она почти каждый день звонила своему Ромео по междугородному телефону и по‑прежнему уверяла в своей любви.
Все видели, как Люся, бледный и с выпученными глазами, бормочет что‑то в трубку, и старались ходить на цыпочках. После таких телефонных звонков, совершенно потеряв голову от своего злого счастья, бедный Ромео блуждал по дому чудес, как сомнамбула, натыкаясь на столы и стулья, или сидел и разговаривал сам с собой.
Больше всех эта история беспокоила, конечно, заместителя президента дома чудес по социальным вопросам Мушера Дундука. В конце концов Мушер зашел в комнату своего президента и сказал:
– Послушайте, Борис Алексаныч, что вы думаете об этой американской истории? С убийствами и так далее…
– Когда я был в Америке, – сказал президент, – там в газетах каждый день такие истории. Америка – это страна сумасшедших.
Чтобы показать свою любовь на деле, американская Джульетта решила подарить советскому Ромео свой красный линкольн и даже прислала ему по почте ключи от машины. Позванивая этими ключиками, Люся метался по дому чудес, показывая их всем и каждому. И все ему честно завидовали, представляя себе, как нищий Люся скоро будет кататься в машине для миллионеров. Остановка была только за тем, что этот линкольн был вместе с Джульеттой в Ленинграде.
Поэтому Люся пришел к Мушеру и попросил разрешения. чтобы съездить за этим линкольном в Ленинград. Вид у Люси был такой жалкий и перепуганный, что и Мушеру тоже стало как‑то не по себе.
– А у тебя деньги на дорогу есть? – спросил Мушер.
– Не‑ет…
– А как же ты поедешь?
– Н‑не з‑знаю…
– Ведь у тебя на хлеб денег нет. А этот линкольн жрет бензина больше, чем твое жалованье. Где же ты денег достанешь?
– 3‑займу…
– У кого?
– У в‑вас…
Мушер был на редкость мягким и отзывчивым человеком. Но Люся, засунув руки в карманы, уставился на него таким нудно‑страдающим взором, что Мушеру вдруг стало противно. Ведь это не человек, а ходячая нуда, настоящая зануда.
– Знаешь что? – сказал Мушер.‑Глядя на твои мутные глаза, и у меня в животе тоже начинает мутить. Не морочь мне голову. И катись ты к чертовой матери.
Но последний из Чингисханов вовсе не обиделся, а только судорожно поддернул штаны, по его телу пробежала странная дрожь, а страдальческий лик озарился отблесками какого‑то неведомого злого счастья. Мушер ерзал в кресле, с нетерпением ожидая, когда же Люся наконец уберется. Но тот, словно растягивая удовольствие, переминался с ноги на ногу.
– Ну? – сказал Мушер. – Что ты из меня душу тянешь? Иди к чертям!
– Ну что ж, – последний из Чингисханов опять поддернул штаны. – Большое вам спасибо…
Не вынимая рук из карманов, словно держа там свое злое счастье, Люся поплелся к двери с таким видом, словно он сейчас же бросится под трамвай. Обитатели дома чудес с сожалением наблюдали за ним, не зная, чем помочь его горю.
Любовь американской Джульетты и советского Ромео была действительно сильнее смерти. Чувствуя приближение конца, принцесса долларов решила перед смертью обвенчаться со своим цыганским бароном и сообщила ему об этом по телефону. На сером фоне социалистического реализма вдруг развернулась такая сказочная история, что дальше некуда.
В доме чудес стали комбинировать. Если папа‑миллионер убился, мама убита, брат в тюрьме, а сестра обвенчается с Люсей и тоже умрет, то ведь тогда вдовец Люся станет наследником американских миллионов!
– Люся, поставь хоть бутылку водки под твои миллионы, – заискивающе просил Жоржик Бутырский. |