— Но у нас другой случай.
— А если не другой?
— О нет, наследственное самоубийство в оригинальном исполнении. Что говорит Дуня?
— Ничего особенного.
— Не может быть! Она была в тот момент на даче.
— Она была в невменяемом состоянии.
— Кто? Эта девица?
— А почему это тебя интересует?
— Здоровое любопытство. Кэт, можно кофе? Если у тебя, конечно, есть.
Готовя на кухне кофе, она лихорадочно соображала: соврал Алексей или нет? Как узнать? Как заставить змеючку сознаться?
— О, спасибо. Жаль, почти не чувствую чудесный аромат.
— Отчего же?
— Осложнение после гриппа весной, забыла?
— Помню.
— А днем в сон клонит. Сплю отвратительно.
— Да?
— Нервная жизнь. Любой пустяк возбуждает к ночи: книга, мысль, разговор.
— А ты вечером отключай телефон.
— Ты отключаешь?
— Нет.
— Я тоже нормальный человек и хочу жить полной жизнью. А тебе не мешало бы отдохнуть, — Агния опять загадочно улыбнулась. — Ты очень нервная, и тебя боятся.
— Кто меня боится?
Агния рассмеялась.
— Алексей меня боится? — Кате надоели, наконец, намеки и загадки, и она соврала, не моргнув глазом: — Я тебе звонила в прошлую пятницу.
— Зачем? — буркнула Агния по-русски; и разговор далее потек в родной стихии.
— Да настроение после той пьянки было какое-то… У меня неприятное ощущение, что вы все занимаетесь из-под палки.
— Кто — я?
— Да хотя бы и ты.
— Ерунда! Во сколько ты звонила?
— Где-то в десятом.
— Ну, я еще не доехала.
— С восьми часов?
— Точнее, я возле дома погуляла, головку проветрила.
Объясняет, словно оправдывается!
— Я и позже звонила.
— Чего это тебе так приспичило?
— Говорю, настроение.
— Нельзя себя распускать! — Агния резко поднялась, опрокинув чашку розового фарфора, по клеенке расползлось густое коричневое пятно.
— Ну, что я делаю!
— Я уберу, не беспокойся.
— Если б мы могли на кофейной гуще гадать… — Агния рассмеялась нервно; отчего-то стало ее жаль. — Я побежала, Катюш, а? Спасибо за все. И выбрось эти настроения, ты великолепно преподаешь. До вторника, my teacher.
«Что Агнии в тот вечер не было дома — очевидно. И она не пожелала объяснить, куда ее носило. Неужто в Герасимово? Зачем? Господи, страшно — так явственно представилась высокая женщина в зеленом, как трава, плаще, спешащая по ночным пустынным улицам, чтобы… всыпать в стакан с коньяком яд? Противоестественно! Но ведь кто-то это сделал! «Дамское деяние» — Мирон (кстати, проводив Дуню, он на машине мог даже опередить Глеба). И Алексей… не пирожки на перроне покупать, а сесть в ту же электричку (он и работает рядом с Герасимовом). Да что они — все там собрались?
Но кто-то был».
В волнении Катя встала и прошлась по комнате, отметив мимоходом, как неуютно ей, беспокойно в своем доме, в своем мире… опять легла.
«Кто-то был.
Вода из колодца. Дверь. Тень и голоса… Нет, Дуня не истеричная дама.
Вот она смотрит в окно на мертвого и боковым зрением замечает, как шевельнулась его тень, — кто-то задел занавеску в крошечной кухне?.. Глеб приехал в «жуткое место», прихватив для храбрости бутылку (именно «Наполеона»… да, «поэт-символист»!), весь на нервах — немедленно выпить! — наливает в стакан, спохватывается — нечем запить — идет к колодцу с ведром. |