|
8 – Мне кажется, я где то видел это лицо, – сказал он Нун, стараясь казаться равнодушным. – Ах, как нехорошо, сударь, – ответила она, ставя завтрак на стол, – нехорошо, что вы хотите узнать сердечные тайны моей хозяйки. При этих словах Реймон побледнел. – Сердечные тайны? – сказал он. – Если это действительно сердечная тайна и ты о ней знаешь, Нун, зачем же ты привела меня сюда? – Какая там тайна, – сказала с улыбкой Нун, – господин Дельмар сам помогал вешать сюда портрет сэра Ральфа. Разве заведешь сердечные тайны при таком ревнивом муже? – Сэр Ральф, говоришь ты, кто это сэр Ральф? – спросил Реймон. – Сэр Рудольф Браун – двоюродный брат госпожи Дельмар. Ее друг детства, да, можно сказать, и мой также. Он такой добрый! Реймон с удивлением и беспокойством разглядывал портрет. Мы уже упоминали, что сэр Ральф, несмотря на свое невыразительное лицо, обладал красивой внешностью; белый, румяный, высокого роста, с густой шевелюрой, всегда безукоризненно одетый, он, пожалуй, не мог бы вскружить какую нибудь романтическую головку, но, несомненно, мог понравиться особе положительной. Флегматичный баронет был изображен в охотничьем костюме, приблизительно таким, каким мы видели его в первой главе нашей повести, окруженный своими собаками, с красавицей Офелией на переднем плане, которую из за ее серебристой шерсти и чистоты шотландской породы поставили впереди всех. В одной руке сэр Ральф держал охотничий рог, а в другой – поводья великолепного английского скакуна, серого в яблоках, занимавшего почти весь задний план. Это была прекрасно исполненная картина, настоящий фамильный портрет, где каждая мелочь, каждая деталь была выписана с кропотливой добросовестностью. Портрет этот мог бы растрогать до слез кормилицу, вызвать громкий лай собак и привести в восторг портного. Невыразительнее его был только сам оригинал. Несмотря на это, он привел Реймона в бешенство. «Как, – подумал он, – этот молодой широкоплечий англичанин пользуется привилегией находиться в спальне госпожи Дельмар! Его дурацкое изображение всегда здесь в качестве равнодушного свидетеля самых сокровенных минут ее жизни! Он наблюдает за ней, охраняет ее, следит за всеми ее движениями, ежечасно владеет ею! Ночью он видит, как она спит, и проникает в тайны ее снов; утром, когда она, вся в белом, встает с кровати, вздрагивая от холода, он видит, как она спускает на ковер нежную босую ножку; когда она, одеваясь, старательно задергивает на окне занавески, запрещая даже дневному свету нескромно касаться ее, когда она думает, что одна в комнате и скрыта от чужих глаз, – его наглая физиономия глядит на нее и взор его упивается ее прелестями! Этот мужчина в охотничьих сапогах присутствует при ее одевании!» – Что, этот портрет всегда задернут кисеей? – спросил он. – Всегда, когда госпожи Дельмар нет дома. Но не трудитесь закрывать его – она на днях приезжает. – В таком случае, Нун, вы хорошо сделаете, если скажете ей, что у портрета дерзкое выражение лица… На месте господина Дельмара я бы сперва выколол ему глаза, а уж потом повесил его сюда. Ну и глупы же эти ревнивые мужья: воображают невесть что и не замечают того, что следует видеть. – Чем вам не нравится лицо нашего доброго господина Брауна? – спросила Нун, оправляя постель Индианы. – Лучшего хозяина не найти! Прежде я не особенно любила его, так как всегда слышала от своей госпожи, что он эгоист, но с того дня, когда он принял в вас такое участие… – Правда, – перебил ее Реймон, – он оказал мне помощь, это верно. Но он сделал это по просьбе госпожи Дельмар. – Моя госпожа очень добрая, – сказала бедная Нун, – с ней всякий станет добрым. Когда Нун говорила о госпоже Дельмар, Реймон слушал ее с интересом, о котором она и не подозревала. |
