— Вот оно, — выдохнула Натали. — Здесь была пещера, которую потом расширили, превратив в склеп. Тим говорил, что именно тут и родился миф.

Джек огляделся, его дыхание оседало на древних, скудно освещенных стенах. Она поманила его в помещение для инициаций.

— Хорошо знаешь мифологию? — спросила она. — Ромул и Рем произошли от насилия Марса над Реей Сильвией. Рея была весталкой, иными словами, лунной богиней. Неожиданно напав на нее в гроте, ею овладел Марс, солнечный бог. А теперь магия, которую я тебе обещала: это история затмения. Отверстие в крыше улавливало затмение, и тень от него попадала на алтарь… То, что Ромул и Рем — близнецы, — продолжала она, — олицетворяло баланс двух традиций. Но Ромул, солнечная составляющая, поверг Рема, составляющую лунную. Митра, бог света, — это воплощение Ромула и воина, вот почему римские солдаты поклонялись ему в походах и распространили его культ до самой Британии. Все произошло в этой пещере. Затмение. Рождение Ромула и Рема. Волчица появляется только во время полного затмения. Эта пещера и есть Луперкал, святилище фавна Луперка.

Джек оглядел помещение. Что он хотел увидеть? Тени древнего затмения?

— Нужно обладать большим воображением, чтобы представить себе это, — возразил он.

— Все стоящее требует этого, — горячо ответила она. — Все.

Сейчас, стоя на берегу Тибра и ожидая Натали, он понимал, что дал увлечь себя очередной отцовской химерой; первая заставила его лететь в Рим, вторая — рыскать по разваливающимся памятникам древности, ища грот волчицы и находя мифологическое объяснение перемене света. Это было безумие, потому что, однажды ступив на этот путь, невозможно было сойти с него, пока окончательно не убедишься, что все это обман. И подсказки, на которые его наводила Натали, были рассчитаны с математической точностью. Ни один «знак» не допускал двоякого толкования. Ни разу он не мог возразить, что вот эта стрелка, или это слово, или этот намек были просто царапиной, или отметиной от пули, или следом от ковша экскаватора на камне.

И еще одна неотвязная мысль вертелась в голове Джека, когда он стоял на берегу, глядя на черную воду. Мысль о Бёртлсе. Глупо, но во время всех этих дневных хождений он постоянно терзался вопросом, насколько важна для него эта история с Бёртлсом.

Чтобы предъявить исполнительные документы от суда, исполнителю достаточно было просто «дотронуться» ими до должника. Большего по английскому закону не требовалось. В случае, если должник, завидев исполнителя, скрывался от него, документы оставались непредъявленными. Бёртлс как будто чувствовал, когда к нему явится Джек или кто другой из суда, и Джек потратил целых три недели, пытаясь вручить ему постановление суда, которое не позволило бы терроризировать бывшую жену. Но так и не смог застать его. Он караулил его у дома утром и вечером, околачивался в любимом пабе Бёртлса «Оленья нога», гнался за ним сквозь толпу на рынке. Бесполезно. Бёртлс замечал его прежде, чем удавалось к нему подойти, и ускользал. Один раз он даже выпрыгнул из окна в «Оленьей ноге» под аплодисменты и веселый смех его пьяных дружков. Джек уже дал ему кличку Неуловимый.

А потом Джек просто подумал: да черт с ним, какая разница, поймаю я его или нет? Предъявление документов не требовало свидетелей. Если он даже поймает его, Бёртлс такой тип, что потом отопрется. Решающее значение имеет его слово, а суд всегда верит исполнителю. Можно разок проделать такую вещь — подонок вроде Бёртлса иного не заслуживает. Исполнительные документы пошли по инстанции, а Джек улетел в Чикаго заниматься завещанием отца.

На этом вся история с Бёртлсом должна была бы и закончиться. Но этого не произошло. Джек не мог избавиться от ощущения, что нарушил некий основной принцип, некий естественный закон.