– И что я должен сказать Бэтти-сахибу? – раздался позади них голос Зарина.

Он поднялся по каменной лестнице бесшумно, поскольку Фатима-бегума не позволяла носить обувь в доме.

– Биллах! К старости я совсем оглох, – с досадой сказал Кода Дад. – Хорошо, что у меня нет врагов, ведь даже малое дитя может подкрасться ко мне без всякого труда. Я не услышал твоих шагов, а Ашок, который должен был услышать, говорил так громко, что слышал только свои глупые речи.

Зарин и Аш с ухмылкой переглянулись, и Аш сказал:

– Увы, бапу-джи, они отнюдь не глупые. Я по-прежнему остаюсь в немилости у начальства как в Равалпинди, так и в Мардане, и, пока я не отбуду наказание, они не станут считаться с моим мнением. К тому же они наверняка уже знают все это. У них шпионы повсюду – во всяком случае, должны быть.

– О чем идет речь? – спросил Зарин, садясь рядом с отцом. – О чем они наверняка уже знают?

– Твой отец, – ответил Аш, – говорит, что в Афганистане назревают волнения, и он опасается, что, если не пресечь их в корне, это может привести к заключению союза между эмиром и рус-логами, что, в свою очередь, приведет к войне.

– И отлично! Война нам не повредила бы, – оживился Зарин. – Мы слишком долго изнывали от безделья, пора снова дать нам возможность повоевать. Но если сиркар опасается, что Шер Али позволит рус-логам взять власть в Кабуле, значит, они ничего не знают ни об эмире, ни о его подданных.

– Это верно, – согласился старик. – И если новый лат-сахиб, – (он имел в виду лорда Литтона, ставшего преемником лорда Нортбрука на посту вице-короля и генерал-губернатора), – поддастся на уговоры действовать осторожно, проявляя терпение, дружелюбие и крайнее благоразумие в решении проблем с эмиром и народом Афганистана, тогда, возможно, все обойдется. Но если его советники будут продолжать нынешнюю политику, я уверен, дело кончится войной. И хотя в молодости я тоже находил наслаждение в битвах и опасности, теперь, став стариком, я не хочу видеть, как горят деревни, вытаптываются хлебные поля и повсюду лежат непогребенные тела еще недавно живых людей – корм для лис и стервятников.

– Муллы говорят, что ни один человек не умирает раньше положенного срока, – мягко заметил Зарин. – Наши судьбы предначертаны.

– Возможно, – согласился Кода Дад без особой уверенности. – Но в последнее время я стал сомневаться в этом, ибо разве может мулла – или даже сам Пророк – в полной мере постичь замысел Божий? Кроме того, есть еще одно: у меня по-прежнему три сына (я считаю присутствующего здесь Ашока своим сыном), и все они джаваны, служащие в полку, который одним из первых отправят сражаться, коли вспыхнет новая война с Афганистаном. Можете сказать, что с возрастом я обабился, но мне бы не хотелось, чтобы они погибли в расцвете лет, не увидев, как их сыновья достигают зрелости и производят на свет многочисленное потомство. Пусть лучше они умрут в глубокой старости и полном довольстве… как умру я, их отец.

– Не бойтесь, бапу-джи, – утешительно промолвил Аш, наклоняясь и прикасаясь к стопам старика. – Поднимется ветер и разгонит грозовые тучи, и вы снова обретете спокойствие духа, тогда как три ваших сына будут кусать ногти от безделья и ссориться с друзьями за неимением врага, с которым можно сразиться.

– Тхак! – проворчал Кода Дад, готовясь подняться на ноги. – Ты ничем не лучше Зарина. Война представляется тебе всего лишь игрой или возможностью получить повышение и стяжать славу.

– И захватить добычу, – со смехом добавил Аш. – Не забывайте о добыче, отец. Я провел восемь дней в Кабуле, разыскивая Дилазах-хана, и это богатый город.