– Возможно, оно так, – спокойно согласился Гобинд. – Но вы несправедливы к рао-сахибу. Если бы вы знали покойного махараджу, вы бы поняли, что у рао-сахиба не было иного выбора, кроме как поступить так, как он поступил, и позаботиться о том, чтобы бракосочетание состоялось.

– Да знаю, – сказал Аш, резко вздохнув. – Прошу прощения. Я не должен был так говорить. Я прекрасно понимаю, что в тех обстоятельствах он не мог поступить иначе. К тому же дело сделано, и мы не в силах изменить прошлое.

– Такое не под силу даже богам, – невозмутимо согласился Гобинд. – Но рао-сахиб надеется, да и я тоже, что мы с вами, сахиб, сумеем хоть как-нибудь повлиять на будущее.

Тем вечером они больше не разговаривали, потому что Гобинд валился с ног от усталости. Ни он, ни его слуга Манилал прежде не путешествовали по железной дороге и были настолько ошеломлены и утомлены поездкой, что еще спали, когда Аш следующим утром отправился на построение. Он получил возможность продолжить разговор с Гобиндом лишь после службы, ближе к вечеру, но, поскольку он почти не спал ночью, у него было время хорошенько подумать над письмом Кака-джи, а потом (когда страхи за безопасность Джули, вызванные подобными мыслями, стали совсем невыносимыми) над более практическими вопросами – приготовлениями к тому, чтобы Гобинд благополучно добрался до Бхитхора. К осуществлению этого он приступил с самого утра, отправив своего старшего саиса Кулу Рама выбрать и купить пару лошадей у местного барышника и послав Сарджи записку с вопросом, не знает ли он человека, готового стать проводником для двух путешественников, направляющихся в Бхитхор и желающих двинуться в путь завтра же.

Лошади и ответ Сарджи – равно удовлетворительные – уже ждали Аша, когда он вернулся в бунгало: Сарджи писал, что посылает своего собственного шикари Букту (охотника, знающего все звериные тропы и кратчайшие пути через горы), который доведет друзей Аша до Бхитхора; а лошади, купленные Кулу Рамом, оказались крепкими, внушающими доверие животными, совершенно здоровыми и способными, по словам Кулу Рама, покрывать по столько косов в день, сколько будет угодно хакиму-сахибу.

Оставалось решить последний, самый важный вопрос: как наладить сообщение между Гобиндом в Бхитхоре и Ашем в Ахмадабаде, не вызывая подозрений у раны.

Несколько часов кряду они обсуждали возможные варианты во время верховой прогулки по берегу реки, предпринятой якобы с целью испытания приобретенных лошадей, но в действительности для того, чтобы их никто не подслушал. А позже они разговаривали до полуночи в спальне Аша, такими тихими голосами, что Гул Баз, поставленный на веранде с наказом отсылать прочь незваных гостей, не слышал ничего, кроме приглушенного невнятного бормотания.

Времени оставалось мало, а сделать предстояло еще многое. Для письменного сообщения, коли вообще удастся установить таковое, требовался некий кодовый язык – достаточно простой, чтобы запомнить, и не способный вызвать подозрений, если послание перехватят. Договорившись насчет условных слов и фраз, они принялись обдумывать возможные способы и средства отправки донесений из Бхитхора, поскольку, если у раны есть что скрывать, он, несомненно, прикажет пристально следить за Гобиндом. Впрочем, эту проблему придется решать одному Гобинду и только после того, как он прибудет в Бхитхор, оценит ситуацию и выяснит, какая степень свободы ему предоставлена (или предоставлена ли хоть какая-то). Но планы все равно следовало составить заранее: даже если почти все они на поверку окажутся неосуществимыми, по меньшей мере один вдруг да и сработает.

– Есть еще мой слуга, Манилал, – сказал Гобинд, – которого по причине безграмотной речи и глуповатого вида все принимают за простачка, за тупоумного мужлана, неспособного на хитрость, а это далеко от истины. Думаю, он может оказаться нам полезным.