Предложение, чтобы он – он! – пригласил женщину-ангрези совать нос в дела его жены, просто оскорбительно. Кроме того, что может иностранка знать об индийской медицине и искусстве врачевания? У рани нет никакого недуга, какой не исцелили бы отдых и надлежащий уход, а если хаким сомневается, он может допросить дай, принимавшую роды.

Гобинд воспользовался этой неожиданной милостью и составил благоприятное мнение о дай, хотя она обнаружила странное нежелание говорить о своей предшественнице, старой Гите из Каридкота, и в ответ на вопрос о покойной пробормотала, что ничего не знает, совсем ничего, после чего поспешно перевела разговор на другую тему. В остальном она произвела на него впечатление здравомыслящей женщины, хорошо сведущей в повивальном деле.

Дай заверила Гобинда, что, вопреки ожиданиям, роды оказались легкими. Все прошло без осложнений, и рани находится в добром здравии. Разочарование, вызванное полом ребенка, пагубно сказалось на ее настроении, но этому удивляться не приходится: она страстно мечтала о сыне, а астрологи и прорицатели, не говоря уже о собственных ее служанках, по глупости своей укрепили в ней такую надежду, заверив, что она непременно родит сына. Однако рани скоро преодолеет уныние, и, если боги смилостивятся, второй или третий ребенок будет мальчиком. Времени у нее много, ведь она молода, а также гораздо крепче и выносливее, чем кажется по ее болезненному виду.

Дай сообщила Гобинду много специальных сведений, касающихся физического состояния рани после родов, и после разговора с ней он перестал беспокоиться о здоровье Шушилы-Баи. Он пришел к заключению, что до Каири-Баи, по-видимому, дошли отвратительные слухи о смерти предыдущей жены раны и она испугалась, что ее сестру, тоже родившую девочку, могут устранить таким же образом. Но это представлялось в высшей степени маловероятным, хотя бы по той причине, что Шушила-Баи чрезвычайно красивая женщина, снискавшая любовь раны, тогда как ее предшественница, по всем отзывам, была невзрачной, жирной, тупой и напрочь лишенной обаяния.

Гобинд написал второй рани успокоительную записку, но не получил ответа. А через неделю младенец умер.

По дворцу ходили слухи, что дай тоже умерла, хотя иные утверждали, что ее просто уволили после ссоры со сводной сестрой рани, которая обвинила ее в нерадивом отношении к уходу за ребенком. Говорили также, что рана, разгневанный вмешательством второй рани, запретил ей выходить из своих комнат и видеться с сестрой. Гобинд боялся, что этот запрет расстроит первую рани даже сильнее, чем вторую… если это правда.

Но с другой стороны, многие дворцовые слухи на поверку оказывались ложными. Рунг-Махал, сказал Манилал, погряз во зле и порождает слухи, как навозная куча порождает мух. Он полон праздных придворных, пролаз и прихлебателей, не говоря уже о толпах слуг, которые не особо обременены обязанностями и, чтобы рассеять скуку, враждуют между собой и творят разные пакости.

– Они болтаются без дела, жуют пан и сплетничают, – презрительно сказал Манилал. – И почти всегда врут. Каждый из них хочет сделать вид, будто знает больше, чем остальные, и придумывает какую-нибудь историю, чтобы привлечь к себе внимание и прослыть важной особой. Чем скандальнее история, тем лучше, ведь добродетель зачастую очень скучна.

Тем не менее слухи встревожили Гобинда, и он постарался выяснить, есть ли в них хоть доля правды. Но сколь бы охотно подданные раны ни сплетничали о делах занана между собой, они избегали разговаривать на эту тему с людьми из Каридкота, и Гобинду удалось лишь узнать, что в смерти новорожденного никто не виноват. Младенец был хилым болезненным существом, с самого начала еле цеплявшимся за жизнь, и первая рани безумно скорбит об утрате ребенка, которого горячо полюбила, когда оправилась от разочарования и свыклась с мыслью, что это дочь, а не сын.

О второй рани и дай ничего больше узнать не удалось, и Гобинду оставалось только надеяться, что, если Каири-Баи действительно снова отлучена от сестры, рана вскоре отменит приказ ради блага убитой горем матери, потерявшей ребенка, – если, конечно, он не потерял интереса к молодой жене и не хочет таким способом наказать обеих женщин: одну – за вмешательство не в свои дела, другую – за рождение дочери вместо долгожданного сына.