Джуниор Мейс сделал два шажка и сел за столик на своей половине. Посетителей от него отделяла пластмассовая перегородка. Хьюго и Лейси тоже сели. Первые секунды все трое чувствовали себя не в своей тарелке.

Ему было пятьдесят два года. Волосы — длинные, густые, седые — он завязал в хвост на затылке. Смуглая кожа не посветлела от жизни в изолированном помещении. Большие карие глаза глядели печально. Он был высоким, поджарым, с накачанными бицепсами — наверное, усердно отжимается, решил Хьюго. Согласно делу, его жене Эйлин к моменту гибели исполнилось 32 года. У них имелось трое детей, которых после ареста Джуниора взяли на воспитание родственники.

Лейси подняла одну из телефонных трубок на их стороне комнаты и проговорила в нее:

— Спасибо, что согласились с нами встретиться.

Джуниор, держа в руке трубку, молча пожал плечами.

— Не знаю, получили ли вы наше письмо. Мы работаем в Комиссии штата по проверке действий судей и расследуем деятельность судьи Клаудии Макдоувер.

— Я получил, — сказал он. — Вот он я. Я согласился встретиться. — Заключенный говорил медленно, как будто обдумывал каждое слово.

— Мы здесь не для обсуждения вашего дела, — вступил в разговор Хьюго. — В этом мы вам не помощники, и потом, у вас хорошие адвокаты из Вашингтона.

— Я до сих пор жив. Наверное, они выполняют свою работу. Что вы от меня хотите?

— Информации, — ответила Лейси. — Имен людей, с которыми мы могли бы поговорить. Тех таппаколов, кто на правильной, на вашей стороне. Для нас это другой мир, нельзя просто так туда заявиться и начать задавать вопросы.

Джуниор прищурил глаза и втянул губы — больше всего это походило на улыбку наоборот. Глядя на них, он кивнул и заговорил:

— Тут такое дело. Мою жену и Сона Разко убили в 1995 году. Мне вынесли приговор в 1996-м, заковали в наручники и увезли в фургоне. Это было до строительства казино, и я не уверен, что могу вам помочь. Им надо было убрать меня и Сона, прежде чем начать строить. Вот и убили Сона и мою жену, а вину повесили на меня.

— Вы знаете, кто это сделал? — спросил Хьюго.

Теперь Джуниор по-настоящему улыбнулся — растянул рот, хотя глаза остались суровыми.

— Мистер Хэтч, — медленно произнес он, — я шестнадцать лет твержу, что не знаю, кто убил мою жену и Сона Разко. Кто-то со стороны, не иначе. Наш тогдашний вождь был хороший человек, но он продался. Чужаки взяли его в оборот, уж не знаю как, только без денег не обошлось, и он решил, что ответом на все будет казино. Мы с Соном боролись и победили на первом голосовании в 1993-м. Они надеялись на выигрыш и уже приступили к земляным работам, чтобы побыстрее начать зарабатывать на казино и окрестных землях. Когда наши люди в первый раз отказались пойти у них на поводу, они решили избавиться от Сона. И от меня заодно. Придумали, как это сделать. Сон умер, я здесь. Казино вот уже десять лет штампует им деньги.

— Вам знакомо такое имя — Вонн Дьюбоз? — спросила Лейси.

Джуниор как будто отпрянул назад и выдержал паузу. Было очевидно, что ответ станет утвердительным, поэтому, услышав «нет», оба сделали пометки в блокнотах — будет что обсудить на обратном пути.

— Не забывайте, я уже давно не там, — выдавил он. — Пятнадцать лет одиночества выедают душу, ум, дух. Я уже не тот, не всегда помню то, что, казалось бы, должен помнить.

— Вы бы не забыли Вонна Дьюбоза, если бы знали его, — поднажала Лейси.

Джуниор сжал челюсти и покачал головой:

— Нет, не знаю такого.

— Полагаю, вы невысокого мнения о судье Макдоувер, — заметил Хьюго.