Разобраться в исторических обстоятельствах, приведших к образованию первичных государств, ученые стремятся на протяжении многих десятилетий. Поскольку процессы подобного рода нигде не освещены письменными источниками (письменность в ранних обществах либо еще отсутствовала, либо использовалась в описанных выше чисто прикладных целях), мы опираемся на археологические материалы, а также на разного рода поздние аналогии. По археологическим данным нельзя надежно судить об уникальных явлениях и фактах, но материалы раскопок ценны при изучении повторяющихся событий, где возможны сравнение, типология и статистика. Сопоставление данных по центрам становления первичной государственности в Старом и Новом Свете всегда считалось самым эффективным методом выявления ведущих, универсальных закономерностей, сопутствующих зарождению обществ нового типа.

Хрестоматийные примеры первичных государственных образований - шумерский Лагаш середины III тыс. до н. э. в южном Двуречье и сапотекский Монте-Альбан конца I тыс. до н. э. на юге Мексики. (Дьяконов, 1950; Redmond, 1983; Spencer, 1982.) В Лагаше, по выкладкам И. М. Дьяконова, 150 тыс. человек жило на территории поперечником примерно 50 км. Монте-Альбан находился в центре долины Оахака, максимальная протяженность которой 70 км. В городе жило 10-20 тыс. человек. Общее население долины точно не подсчитывалось, но, по-видимому, находилось в пределах 50-100 тыс. человек.

Современные археологи называют Монте-Альбан древнейшим государством Нового Света. С ним, возможно, соперничает Эль-Мирадор в низменностях Гватемалы, однако этот город майя, оставленный населением в I тыс. до н. э., еще недостаточно хорошо изучен. К середине I тыс. н. э. в основной зоне расселения майя имелось два десятка городов-государств. В отличие от сапотекского Монте-Альбана и особенно от Теотиуакана в Центральной Мексике, предпринявших успешные завоевательные походы и превратившихся в столицы крупных царств с населением до полумиллиона человек каждое (Sanders, Webster, 1988. P. 543.), политическое развитие майя на стадии города-государства так и остановилось. (Гуляев, 1979.)

Для нашей темы важнее всего определить, как сформировались первые государства в горных районах Боливии и Перу, т. е. на территории, ставшей впоследствии ядром империи инков. Судя по имеющимся данным, они прошли стадию города-государства, хотя их дальнейшая судьба еще недостаточно понятна. Особенно это касается Уари.

В VI веке н. э. вождества долины Аякучо вошли в состав политического объединения с вполне нормальной для города-государства территорией радиусом 30-40 км. Расположение поселений разного размера и типа, особенности их архитектуры, распределение находок убеждают археологов в том, что перед нами именно государство, а не всего лишь крупное вождество. (Andean archaeology, 1986. P. 189-200; Current archaeological projects, 1984. P. 95-131; Isbell, 1977; Isbell, Schreiber, 1978; Schreiber, 1987.) В подобных границах культура уари просуществовала недолго. Характерные для нее парадная керамика и изысканно орнаментированные ткани вскоре появляются в погребениях в разных районах Перу, а близ Куско и Кахамарки (т. е. на противоположных концах этого нового ареала уари) строятся обширные архитектурные комплексы, не имеющие прототипов в местных традициях. Все это было соблазнительно счесть за доказательство сложения первой центральноандской империи.

Некоторые археологи, однако (среди них В. А. Башилов), давно указывали на существенные отличия провинциальных материалов культуры уари от тех, которые характерны для столичного района Аякучо. По мере прогресса археологических исследований такие различия становятся все очевиднее и число критиков «империи Уари» растет. Если образцы инкской архитектуры от Чили до Эквадора легко опознаются как характерные именно для кусканской традиции, то провинциальные объекты уари не слишком похожи на столичные образцы.

Имеющиеся данные все же склоняют к мнению, что крупное политическое объединение с центром в долине Аякучо в конце VI - начале VII века возникло.