– Конечно, – тряхнул влажными волосами подкидыш и посмотрел на хозяйку большими темными глазами.

Возраст Кирилла Завадская угадала точно – вряд ли юноша перешагнул восемнадцатилетний рубеж. Зато определение «симпатичный», данное ему Зоей, было явно недостаточным для этого на редкость красивого молодого человека с густой шапкой черных кудрявых волос. Кроме всего прочего, мальчик был хорошо воспитан. Во всяком случае, глаза он опустил долу сразу же, как только почувствовал беспокойство хозяйки.

– Не спрашиваю, где и с кем ты был, но должна сказать, что сегодня ночью пережила далеко не лучшие мгновения своей жизни.

– Я не хотел вас беспокоить, сударыня, поверьте.

– Это не упрек, – ласково улыбнулась Елена, – просто констатация факта. В следующий раз, когда будешь прыгать через забор, убедись сначала, что не окажешься под колесами машины.

Пока Завадская читала нотацию подкидышу, Зоя успела приготовить ему постель на диване, стоящем у камина. Надо отдать должное Верещагиной, сегодня она проявила себя с самой лучшей стороны, причем в ситуации явно критической. А ведь Елена до сей поры считала ее тихой и даже застенчивой женщиной, находящейся целиком во власти мужа. Встречались они довольно часто, но близкими подругами не были и если бы не сегодняшняя суматошная ночь, то Завадская так, наверное, никогда и не узнала бы, что эта миловидная скромница, всегда одевающаяся хоть и со вкусом, но без вызова, обладает стойким характером.

На втором этаже особняка Завадских кроме ванной комнаты и туалета располагались еще две спальни и кабинет Аркадия Савельевича. Кабинет, разумеется, был заперт, ибо финансовый директор ЗАО «Осирис» терпеть не мог, когда кто-нибудь, включая жену и отсутствующую ныне дочь, вмешивался в его дела.

Зоя остановилась перед трюмо в холле, поправила прическу и спросила, не оборачиваясь, у Завадской:

– Мне идти к Светочке?

– Нет, – махнула рукой Елена. – Ляжешь со мной. У нас и кровать пошире и места в спальне побольше.

Проснулась Завадская от смутного беспокойства, не отпускавшего ее даже во сне. Сказалось, видимо, пережитое вечером потрясение. Все-таки она здорово испугалась, надо это признать. Особенно в первые минуты, когда еще не знала, жив сбитый ее машиной человек или мертв. Хорошо еще, что все обошлось. Если, конечно, обошлось. Кирилл слишком долго находился в бессознательном состоянии, что могло быть следствием не только шока, но и сотрясения головного мозга. Осторожно, стараясь не разбудить спящую Зою, Елена выскользнула из спальни в холл и прислушалась. Снизу неслись странные звуки, очень напоминающие дыхание астматика. Завадская замерла в предчувствие беды, а потом, опомнившись, рванулась к лестнице, ведущей в гостиную. В гостиной горел торшер. И хотя свет его оказался не очень ярким, Елена отшатнулась и даже вскрикнула от неожиданности. Однако ее крик не был услышан сладкой парочкой, предающейся блуду прямо на столе, стоящем посреди просторного помещения. Точнее, на столе расположилась Светочка, а подкидыш пристроился сзади, но по движениям их раскрепостившихся от всяких норм приличий тел становилось очевидным, что обоим сейчас очень хорошо, гораздо лучше, чем Елене Семеновне, вынужденной наблюдать за срамным зрелищем сверху. У Завадской, впрочем, хватило такта не прерывать акт любви в самом разгаре. Она просто стояла и слушала охи и вздохи Светочки, которые поначалу приняла за приступ тяжело хворающего человека. Вот негодяи! Ну ладно этот подкидыш, ходок, судя по всему, еще тот, но Кобякова-то, будь она неладна, – замужняя дама! А ведь Елена по простоте душевной считала ее верной женой. Отчасти, возможно, по той причине, что Светочка не выглядела писаной красавицей.