Изменить размер шрифта - +
В кабине никого не было.

Капитан Рябцев пребывал в дурном настроении. Полученный по телефону нагоняй отнюдь не способствовал улучшению его душевного состояния, которое и без того было достаточно паршивым. В этом вонючем деле с самого начала все пошло наперекосяк. Дался хозяину этот Забродов! Не тронь дерьмо — не придется морщиться. А многоуважаемый Дмитрий Антонович влез в это самое дерьмо по уши. Поперся к Забродову сам, привык, что перед ним все на задних лапках ходят — как же, хозяин! А теперь, небось, обгадился с головы до ног…

А крайний кто? Конечно, Рябцев! Наворотили, наследили, нагадили во всех углах, а Рябцеву разгребать. Вот волки!

Нашли молодого — песни петь. И Климова эта, соплячка, стерва, уперлась, как баран, трактором не своротишь. Теперь ей, конечно, одна дорога — за Забродовым следом. Она, дура, молчать не станет, ума у нее на это не хватит. Не дело, а какая-то покойницкая: ни одного живого человека, сплошные трупы — и потерпевшие, и обвиняемые, и свидетели. Интересно, как это Генеральному прокурору понравится — он-то у Северцева, кажется, зарплату не получает.

А ведь, если все фигуранты дела померли, кого станут спрашивать? Рябцев похолодел. Его и будут спрашивать, кого же еще! Все ниточки к нему ведут. И как эти ниточки проще всего обрезать? Ну-ка, кто с трех раз угадает? Правильно, мальчик, на тебе конфетку. Замочить капитана Рябцева, вот и вся недолга! Погиб, мол, при исполнении…

И, главное, ничего же не сделаешь! Климову и ту увезли. Сам же и отправил к хозяину на дачу — такой был приказ. Сам-то, Северцев, шастает где-то по своим делам, а дела у него, брат ты мой, такие, что лучше и не знать. Рахлина вон застрелили.

Ну, пока что я ему, допустим, нужен. Климова молчит, Забродова не нашли ни живого, ни мертвого, так что со мной ему еще работать и работать. И работать надо хорошо — глядишь, и пронесет. Как же эту Климову прижать, чтобы протокол подписала? Северцева до утра не будет, а его промыватели мозгов без него Климову пальцем не тронут: любит Дмитрий Антоныч при процедурах присутствовать, хлебом его не корми… А время-то идет. То, что труп Забродова не нашли, — это, братцы, хуже некуда. А ну как он живой? Жангалиев этот — дурак, он Забродова в деле толком не видел, хотя, похоже, и вышло у них там что-то, о чем майор помалкивает. Стесняется, видать, волчина. И то, что он Забродова пристрелил, вилами по воде писано. Трупа-то нет…

Капитан крякнул, раздавил в переполненной пепельнице окурок и взялся за телефонную трубку. У нее, у Климовой, пацан ведь еще остался… Будут показания, непременно будут. Он набрал номер и стал ждать, слушая длинные гудки. Опять они на Казанском баб снимают…

Ковалев и Губин вовсе не снимали баб, а на Казанский еще даже и не заезжали, хотя в их культурной программе такой пункт значился. Честно говоря, они туда и ехали, но обстоятельства сложились таким образом, что пришлось задержаться.

Обстоятельства эти высветились светом фар их «девятки», когда они свернули в боковую улицу, чтобы срезать угол по дороге к вокзалу. Какой-то мужик, обхватив руками ствол молодой липы и широко раскинув ноги, отдыхал мордой вниз прямо на газоне. Левая нога его при этом далеко свесилась с бордюра на проезжую часть. Нога была в светлом носке, а туфель валялся поблизости.

— Жмурик, что ли? — притормаживая, спросил пугливый Губин.

— Да хрен его знает, — недовольный задержкой, буркнул Ковалев. — Надо посмотреть.

Задержка сейчас была не в жилу: Ковалев настроился на другое. Один знакомый коммерсант-ларечник угостил его сегодня каким-то экзотическим фруктом, о название которого можно было сломать язык. Называлась эта зеленая волосатая дрянь, кажись, фейхоа или как-то очень похоже — не название, а чистая матерщина. Ларечник клялся и божился, что матерный этот фрукт творит с потенцией просто чудеса.

Быстрый переход