Изменить размер шрифта - +
Красота, да и только! В одном месте, хозяин дома, отец семейства, прибитый арбалетными болтами к собственной двери. В другом, почтенная матрона сидит над трупами мужа и пяти сыновей, свесив на грудь совершенно седую голову. Она явно сошла с ума, глаза её закрыты, она раскачивается из стороны в сторону и тихонько что-то напевает. Страшнее всего при этом звучит её невнятный смех пополам с каким-то бульканьем! Дальше — полыхает большой деревянный дом, а из самого центра пожарища, где наверно жарче, чем в аду, доносится истошный крик младенца, причём ясно, что огонь уже добрался до его колыбели, но ничего поделать нельзя и только обвалившаяся кровля прекращает эти душераздирающие вопли! Или вот, бежит вдоль по улице девочка лет пятнадцати, её одежда порвана, белокурые волосы растрепались по ветру, голубые глаза распахнуты от ужаса на пол-лица! Но тут её ловит группа испанцев, ей улыбаются сквозь чёрные бороды, говорят что-то ласковое, гладят по головке, дают леденец и ведут в какой-то сарай…

Кстати, в те времена шутили, что через девять месяцев тамошнее население почернеет волосом и посмуглеет кожей, а ещё, что испанцы оставили городу больше новых жителей, чем поубивали старых! И точно! Они там ни одной юбки не пропустили от семи до пятидесяти лет! Ха, ха! Ой!..

 

Рассказчик прервался, получив корявой палкой по лбу. Палку, выдернутую из кучи, заготовленной для костра, метнул Фиг, а в следующий момент он сам бросился на брата с кулаками, но был пойман за ремень штанов ловкой рукой Драгиса и, несмотря на яростное сопротивление, снова водворён на место. Как ни странно, но Дуля только злобно посмотрел на брата, потёр ушибленный лоб, но больше никак не выразил возмущения по поводу полученного тумака, а просто продолжил свой рассказ:

 

— Как бы там ни было, главная цель, ради которой я всё это затеял, была достигнута — гёзы озверели! Вышло так, что набег на Антверпен, названный «Испанской яростью», испанцам больше повредил, чем принёс пользы.

(К слову — собственно испанцы составляли лишь основу этого войска, а всё остальное были французы, бельгийцы, немцы и даже голландцы, нанявшиеся во фламандское войско испанского короля.)

Так — вот, как я уже говорил, гёзы были людьми склонными впадать в крайности. А ещё они подхватывали на лету самые безумные идеи. Например, иконоборчество. Это была одна из самых забавных моих идей. Понятно, когда прихожане возмущённые лживостью и лицемерием, какого-нибудь попа, лупили его и выгоняли из церкви, но иконы-то здесь причём? Так нет же! По всей стране эти «истинно верующие» принялись разбивать и жечь изображения тех, кому они поклонялись! Вот была потеха!

Или вот ещё: Испания с давних пор была на ножах с Османской империей. Эта война не прекращалась в течение столетий, разве что переходила время от времени в тихую стадию, когда вместо сражений на суше и на море обе стороны занимались пиратством и охотились за купеческими судами друг у друга. Ну, я и подкинул простакам гёзам идейку заключить союз с турками против испанцев. Правда, тут дело не выгорело. Гёзы вовсю орали, что лучше турки, чем испанский король, даже нашили флагов с полумесяцем, но османские галеры так и не появились у фландрских берегов. Правда Испанию такой союз основательно напугал, тем более что его неожиданно поддержала Франция. Но речь сейчас не о том.

Итак, гёзы озверели. Они стали преследовать испанцев на суше и на море. Особенно на море! Любо-дорого было смотреть, как вчерашние ремесленники, лавочники и крестьяне превращаются в морских головорезов! Их неуклюжие торговые суда, совершено не приспособленные для драки стали настоящим бичом для испанцев, считавших себя повелителями морей! А это неподражаемое фламандское упрямство!

Вам, наверное, приходилось видеть изображение одноглазого пирата с деревянной ногой, крюком вместо руки, но увешанного оружием и грозного, как разъярённый буйвол? Вот вам портрет морского гёза! Конечно, я был рад присоединиться к таким молодцам! Тем более рад, что в промежутках между битвами с ненавистным врагом, гёзы не гнушались пиратством, и это мне безумно нравилось!

Я до того увлёкся, что сам принялся участвовать в драках и разбоях вместо того, чтобы, как это положено существу моей природы, подстрекать и науськивать людей совершающих очередное сумасбродство! В конце концов, это едва не стоило мне жизни.

Быстрый переход