И кстати, разве не по его вине все это закрутилось?
Быстрым шагом я добрался до кабинета и заглянул в класс сквозь дверное стекло. Мистер Димас сидел за столом, перед ним лежала стопка тетрадей. Я постучал. Не поднимая головы, он сказал: «Войдите!» – и продолжал проверять работы.
Я приблизился к столу. Мистер Димас сосредоточенно водил взглядом по строчкам.
– Мистер Димас! – окликнул я, стараясь унять дрожь в голосе. – Можно вас на минутку?
Он поднял голову, взглянул на меня и выронил ручку. Я наклонился, подобрал ее и положил на место.
– Что-то не так? – спросил я.
Мистер Димас выглядел бледным и, как я не сразу понял, испуганным. Разинув рот и тряхнув головой (папа сказал бы, «как паутину стряхивает»), он уставился на меня и протянул мне правую руку.
– Пожми! – скомандовал он.
– Э-э… мистер Димас… – не хватало только, чтобы он тоже свихнулся, как остальные.
От ужаса у меня просто ноги подкосились: да остался здесь хоть один взрослый в трезвом уме? Пальцы мистера Димаса подрагивали, но руку он не убирал.
– Вы как будто привидение увидели, – заметил я.
Учитель сурово посмотрел на меня:
– Джои, не шути так. Если ты Джои, конечно. Пожми!
Я протянул ему руку. Он сдавил ее почти до боли, словно проверяя, есть ли в ней кости и мышцы, и заглянул мне в глаза.
– Ты настоящий. Ты существуешь. Что это значит? Ты и впрямь Джои Харкер? Сходство поразительное.
– Да честное слово! – По правде говоря, я готов был разреветься, как маленький. Неужели у него крыша поехала? Он всегда мыслил здраво – на свой лад, конечно… Когда в местной газете «Гринвильский курьер» мэр Хэнкль назвал мистера Димаса «нелепым, как снегоуборочная машина в разгар лета», каждому было понятно, что это значит. Мне позарез нужно было с кем-то поделиться, и мистер Димас по-прежнему подходил для этого лучше других.
– Понимаете, – начал я, – сегодня… происходит что-то странное. И по-моему, вы единственный, кто может во всем разобраться.
Бледный как полотно мистер Димас слабо кивнул. В дверь постучали, и он с облегчением произнес: «Войдите!»
Это был Тед Рассел. На меня он даже внимания не обратил.
– Мистер Димас, тут такое дело: родители обещали машину, если я без пар четверть закончу. А ведь по обществознанию у меня двойка выходит?
Оказывается, есть вещи, которые никакая альтернативная реальность изменить не в силах – из плохих оценок Тед не вылезает ни здесь, ни там.
Огорчение на лице учителя сменилось раздражением:
– И почему эта проблема должна быть моей, Эдвард?
Вот теперь это был тот мистер Димас, которого я помнил. От облегчения я встрял в разговор, не подумав:
– Он прав, Тед. Чем позже ты сядешь за руль, тем лучше для города. Ты же вообще ходячая авария.
Тед обернулся. Неужели врежет мне при учителе? Его хлебом не корми – дай ударить кого послабее, а это, считай, полшколы. Он замахнулся – и замер, узнав меня.
Кулак остановился в воздухе, а оцепеневший Тед отчетливо произнес:
– Матерь божья, мой судный день настал!
Разрыдавшись, он вылетел из кабинета и помчался со скоростью света, как будто от этого зависела его жизнь.
Я недоуменно посмотрел на мистера Димаса. Он придвинул ногой стоящий рядом стул и подтолкнул его ко мне.
– Садись, – велел учитель. – Опусти голову. Дыши медленно.
Я подчинился, и вовремя, потому что мир или, вернее, его часть, сосредоточенная в классе, поплыла перед глазами. |