Я надеюсь, что смогу отпустить тебя на свободу.
Мне стало смешно. Дью не мог, а этот, чьё дело — защищать стадо от опасностей, сможет. На волю. В пампасы. Убивать его подзащитных. Ага.
— Ты врешь, — говорю. — Причем — неумело и глупо.
Но у него глаза загорелись фанатичным огоньком. Он смотрел на меня нежно, очень нежно; я понял, что ему хочется меня потрогать, но не как похотливым стадным тварям, а так, как ласкают пса бойцовой породы или оглаживают приклад любимого оружия. От него не пахло случкой. Я его восхищал — но иначе, очень и очень своеобразно.
— Малыш, — сказал тем временем Дерек прочувствованно, — я говорю правду. Ученые держали тебя в клетке, а я… это будет то-о-оненькая цепочка, ниточка, ты и не заметишь. И никаких сидений взаперти. И кормиться ты сможешь вкусно — как привык. И врать мне совершенно ни к чему — да ты и сам убедишься.
— Надо же, — говорю. — Я, дурак, решил, что это место принадлежит Министерству Обороны, а это Миссия Призрения Несчастных Вампиров… и за что же мне такая благодать?
— Малыш, — сказал Дерек страстно, — от тебя потребуется только одно: мы будем выбирать для тебя пищу. Договорились?
— Делаете из меня солдата? — спросил я, не веря своим ушам.
— Да, сынок, да, — он говорил уже совсем как с волкодавом, у него руки тянулись меня погладить. — Ты, золотце, непревзойденный солдат. Никакой шагистики не будет, не беспокойся. Дисциплины — самая малость… не так я глуп, чтобы пытаться дрессировать кошку хлыстом. Тебе и напрягаться не надо, чтобы стать отличным солдатом. Просто прислушивайся к своим друзьям — и все.
— Хорошо, — говорю. — Одно условие. Я голоден. Хочу выпить вот этого, — и показал ему на бульдога.
Ох, ты бы видел, какое у этого урода было выражение лица! Вытянутая обвисшая морда! Но он молчал, а его начальник спросил:
— Обязательно его?
— Да, — говорю. — Он стрелял в меня, у меня еще болят дыры от пуль. Я не могу работать с его союзниками. Если его не будет, тогда обещаю полный мир, любовь и взаимопонимание.
Дерек ухмыльнулся, показав десны, и кивнул.
— Давай, сынок. Ты у нас уникален, а таких, как он, за пучок — пятачок. Простую вещь без стрельбы сделать не мог… идиот…
Весело было: бульдог рвал пистолет из кобуры под мышкой, умолял и ругался, а Дерек наблюдал с каменным лицом, как я убиваю его подчиненного. А мне так хотелось убить этого гада, что я устроил это представление, со вкусом, кроваво… я на бульдоге отыгрывался за всех людей мучивших и унижавших меня, когда я был совершенно беспомощен. И я отомстил ему за Дью — чему-то внутри меня было плохо от того, что Дью умер безвременно и насильственно. Когда я допил эту сволочь, мне стало тепло и спокойно — впервые за тот поганый год.
Дерек сказал:
— Ну вот и умница. Видишь, малыш, я готов идти на любые уступки. Теперь твоя очередь уступать. Мы ведь будем друзьями, правда?
— Нет, — говорю. — Я с пищей не дружу. Но подчинюсь, — и облизался.
Он расхохотался, хлопнув себя по бедрам:
— Шутник! Ну, давай, пойдем, закончим с формальностями — и я все тебе покажу.
Я пошел за ним со странным чувством. Он меня не боялся; не притворялся, что не боится, а вправду не боялся. Если Дью мирился с тем, что я вампир, из-за того, что я приносил ему пользу, то Дерек считал моей главной пользой именно то, что я вампир.
На самом деле, надо отдать ему должное, он знал, понимал, что делать, чтобы вамиру было… скажем, почти приятно с ним общаться. |