Так что, Наталья хлопочет на кухне, не хочет ударить в грязь лицом, а я, как обещала, буду развлекать, знакомить вас с нашим городом. Не возражаете против такой прогулки? Вот и хорошо. Начнем со старого города, уверена — нигде, кроме Ташкента, нельзя рано утром так вкусно позавтракать. Я не хвастаю, Максуд, вот увидите.— И вдруг после паузы грустно добавила:— Я бы так хотела, чтобы вы полюбили мой Ташкент!
Они оставили машину в глухом тупичке и спустились к знаменитому базару Эски-джува пешком.
Восточные базары, многолюдные поутру, по прохладе, отличаются от европейских рынков тем, что здесь не только можно купить все, что душе угодно, но и хорошо поесть, посидеть, перевести дух, оценить купленное — в многочисленных чайханах, прилегающих к базарам, за пиалой кок-чая.
Каринэ хорошо ориентировалась в огромном и, казалось, хаотичном мире базара. Тут было легко потеряться, и Каринэ, взяв ошалевшего от толчеи и многолюдья Максуда за руку, повела его за собой. Начали с лепешечного ряда. От запаха свежеиспеченного хлеба у Гимаева слегка закружилась голова, а от обилия — какими лепешками здесь только ни торговали!— разбежались глаза. Но Каринэ быстро выбрала две горячие, прямо-таки обжигающие руки лепешки, и они двинулись дальше, к зеленщикам. Тут Каринэ тоже не стала задерживаться, взяла из влажно блестевшей и благоухающей горки пучок молодого лука, чеснока и два пучка какой-то не известной Максуду травы.
— Это кутэн, наша армянская травка,— пояснила Каринэ.
Потом они одолели прохладные коридоры крытых рядов, где размещались лавки кустарей: здесь паяли, лудили, постукивали молоточки чеканщиков, работали ювелиры по серебру. Гимаев хотел задержаться здесь, но Каринэ была настойчива: только после завтрака.
Густой запах специй, жареного мяса, шинкованного лука, дымящихся мангалов и кипящих самоваров долетал в мастерские к медникам и чеканщикам. Каринэ, взяв Максуда за руку, повела его дальше.
Так же неожиданно для Гимаева, как и все на этом базаре, шашлычные возникли сразу, как только они свернули в первый же тупик за мастерскими. Угощали тут не только шашлыками, но и многими другими, не известными Максуду, блюдами. Каринэ, заметив его любопытство, коротко называла их, не объясняя подробнее — наверное, чтобы не дразнить его аппетит: самса, нарын, манты, хасып, казы,— и вела дальше.
— Мой отец говорит, что он — лучший шашлычник Ташкента, и когда ему надоест строительство — кстати, он ваш коллега,— то он непременно подастся в общепит, в шашлычники. Поэтому доверьтесь мне: я тоже кое-что смыслю в этом деле. А вот это нам, кажется, подойдет,— она склонилась не над мангалом с готовыми шашлыками, а над заготовленными шампурами,— прекрасная, свежая говяжья печень, думаю, папа одобрил бы мой выбор. Пожалуйста, Максуд, располагайтесь,— и она показала на низкий столик, тут же, рядом с дымным мангалом.
Каринэ перекинулась с шашлычником парой непонятных для Гимаева слов и на минуту исчезла за резной дверью в высоком глухом дувале; вернулась она с блюдом, где лежала перебранная свежевымытая зелень. Шашлычник протянул им прямо с огня шипящие шампуры. Каринэ почти не ела, она ломала лепешки, пододвигала ближе к Гимаеву зелень, специи; потом по ее просьбе шашлычник принес несколько шампуров с рублеными бараньими ребрышками. Гимаев ел бы еще и еще, но Каринэ сказала — хватит, и они, обменявшись с гостеприимным шашлычником любезностями, распрощались.
— Шашлык и плов любят чай, это не только традиция, но и необходимость, так что традицию мы нарушать не будем, да, Максуд? Там, где мы оставили машину, есть одна чайхана, мы с отцом бываем в ней всегда, когда делаем на этом базаре покупки, туда я вас и приглашаю. Но прежде нужно взять что-нибудь к чаю.
Во фруктовых рядах они купили тяжелую темно-синюю кисть винограда, несколько персиков и по-девичьи нежно-румяных яблок. |