CLXXX
Остановив фургон у причала напротив «Черного Алмаза», Доррин спрыгивает на землю и, подложив тормозные башмаки под железные ободья колес, откидывает борт. Внутри находится грубая клеть с дюжиной тяжелых ракет, способных — как, во всяком случае, полагает Доррин — пробивать борта кораблей.
— Еще ракеты? — спрашивает Кил, подходя к фургону.
— Да, тяжелые.
— На горизонте парус! — сообщает Тирел.
— Выяснили, чей?
— Пока нет.
Доррин потирает лоб — одна мысль об использовании проклятых ракет вызывает у него головную боль.
— Ладно. Разожги топку. Большого жара не надо, только чтобы поддерживать пар.
— Яррл придет? — спрашивает Тирел.
— Нет. Если со мной, неровен час, случится неладное, должен остаться хоть кто-то, способный построить еще один корабль.
— Разумно, — хмуро кивает капитан «Черного Молота». — Но, надеюсь, ты не планируешь поражение?
— Упаси Тьма!
Заслышав цокот копыт, Доррин поднимает голову и видит Лидрал, скачущую к причалу верхом и держа в поводу Баслу. Конь оседлан, черный посох вставлен в держатель.
— Ты нужен Рилле! — обращается она к Доррину.
Недоумевающий Кил пытается возражать, но Доррин уже понял, в чем дело:
— Кадара?
Лидрал кивает. Доррин торопливо отдает последние распоряжения:
— Тирел, если окажется, что это Белый флот, то как только он окажется в десяти кай от берега, давай гудок. Верхом на Басле я вернусь быстро. Кил, ты знаешь, как нацеливать ракеты. Я на тебя рассчитываю.
Последние слова он произносит, уже сидя в седле.
Коновязи у маленького домика нет, и Доррин привязывает Баслу к перилам по левую сторону крыльца.
На тесной кухне Мерга хлопочет у плиты, на которой в двух больших кастрюлях булькает вода. На столе стоит кувшин с настоем звездочника.
— Мерга, можешь растереть это как можно мельче и равномерно размешать? — спрашивает Доррин, наливая настой в чашку.
— Да, мастер Доррин.
Лидрал бежит в спальню, откуда доносятся приглушенные стоны Кадары. Доррин входит следом.
Рилла поднимает голову.
— Я сейчас вернусь, милая, — обращается целительница к Кадаре, одновременно подавая знак Лидрал. Та садится возле роженицы.
— Я с тобой, с тобой... — ласково говорит Кадаре Лидрал. Поманив Доррина за собой, целительница выходит в коридор и, плотно закрыв дверь, говорит:
— Я должна тебе сразу сказать... Ребенок очень крупный, а пуповина не крепкая.
— Ты хочешь, чтобы я посмотрел, что можно сделать?
— Нет, я послала за тобой, чтобы дать тебе возможность полюбоваться этим зрелищем! — раздраженно отвечает Рилла.
Доррин бочком протискивается в дверь и подходит к кровати.
— ...Брид... ты?
— Это я, Доррин. Я хочу помочь.
Легонько коснувшись пальцами напряженного живота, он дожидается очередных схваток.
— Доррин... больно... хуже, чем в Клете... Тьма, как больно!
Понимая, что Рилла права, он утирает лоб рукавом, жалея о том, что рядом нет его матушки. Но сожалениями делу не поможешь: ему приходится сосредоточиться на ребенке и попытке расширить канал, которым должен пройти плод.
Лидрал выходит в коридор, а Доррин неуклюже вытирает лоб о плечо: руки его на животе роженицы, все мысли — только о том, как помочь младенцу увидеть свет.
— Тужься! Тужься! — повелевает сама себе Кадара, стоны то и дело срываются с ее пересохших губ. Ее мокрые рыжие волосы облепили голову, словно боевой шлем.
— Ты справишься! — настойчиво твердит Рилла. |