— Знаю. Кадара говорила мне нечто подобное, — соглашается Доррин, указывая на раскачивающуюся мишень. — Поэтому я и подвесил эту штуковину.

— Вообще-то тебе надо привыкнуть одновременно с выпадом делать шаг вперед, — ухмыляется Рейса, — а так — ты молодец. Во всяком случае, для кузнеца или целителя у тебя получается неплохо. Мечом ты владеешь так же?

— Мечом я вообще не владею.

— Это потому, что ты целитель.

Доррин утирает лоб тыльной стороной ладони и кивает.

— А твои друзья? Они владеют мечом так же, как ты посохом?

— Лучше. Гораздо лучше.

Попавший в открытую дверь сарая порыв ветра облепляет просторные брюки Рейсы вокруг ее ног.

— Жаль... — седовласая однорукая женщина качает головой.

— Тебе жаль, что ты не родилась на Отшельничьем? — удивляется Доррин, отвязывая веревку и снимая набитый песком мешочек. — Где ты изучала боевые искусства?

— Далеко отсюда, — женщина смотрит через плечо, словно надеясь что-то разглядеть вдали. — В Южном Оплоте.

— Ты жалеешь, что покинула его?

— Бывает. Но человеку не дано получить все желаемое. Ему дается лишь то, чего он способен добиться, — Рейса на минуту умолкает, а потом переводит разговор на другую тему: — На ужин придешь?

— Пожалуй, нет. Я договорился с Бридом и Кадарой, мы встретимся в таверне.

— Понимаю. Они слишком хороши, чтобы бывать здесь.

Доррин, держа в руках свою мишень, молча ждет, когда жена кузнеца продолжит.

— Ежели ты оказываешься слишком хорош для того, что делаешь, — размышляет она вслух, мысленно возвращаясь в прошлое,— тебя в конце концов настигает хаос. Но в твоем случае это произойдет не скоро.

— Почему? — спрашивает Доррин, сматывая веревку.

— Ты еще не научился всему тому, что тебе нужно знать, — отвечает Рейса с едва заметной улыбкой. — И не принимай мои слова близко к сердцу: старухи вечно ворчат. Развлекайся со своими друзьями.

Она уходит так же бесшумно, как и пришла.

Убрав принадлежности для упражнений, Доррин чистит щеткой Меривен и переодевается в чистую полотняную рубаху и коричневые штаны. Натянув сверху тонкую кожаную тунику, он возвращается в стойло и седлает лошадь.

Клумба у заднего крыльца залита лучами полуденного солнца и радует глаз зеленью, оттененной желтизной и пурпуром шалфея. Забыв на миг обо всем, Доррин полной грудью с наслаждением вдыхает пряные ароматы.

В седло он взлетает с куда большей легкостью, чем мог даже мечтать в тот день, когда впервые взгромоздился на Меривен.

Едва свернув на проходящую за домом Яррла дорогу, Доррин нагоняет фургон, помеченный эмблемой Хонсарда, каковой самолично сидит на козлах.

— Добрый день, мастер Хонсард, — говорит Доррин, слегка склонив голову.

— День добрый, — бурчит с козлов возница.

Легкие белые облака клубятся над западным горизонтом в свете послеполуденного солнца, когда Доррин останавливает Меривен напротив трактира. Точнее, перед его обгорелыми, дымящимися развалинами.

Какой-то солдат из Спидлара придерживает коня перед покосившейся стеной и закопченной вывеской неподалеку от того места, где остановился Доррин. На вывеске угадывается дно пивной кружки; верхняя часть изображения выгорела. Позади чудом не рухнувшей стены высится здоровенная, в рост человека, груда мусора и обломков, усыпанных сверху черепицей от провалившейся крыши.

— Демоны! — бормочет солдат себе под нос.

На камне возле дымящихся развалин сидит женщина с перепачканным сажей лицом и младенцем на руках.