Приходится маскироваться, особенно вблизи Фэрхэвена.
— Она приехала повидаться с тобой?
— Я точно не знаю, почему она сюда приехала. Она мне не говорила.
— Доррин, вы, мужчины, просто несносны! — восклицает Петра, а потом вздыхает: — Она тебе нравится?
— Петра, оставь паренька в покое. Иди лучше помоги мне.
— Минуточку, мам, — Петра гладит Зилду и, сказав Доррину с улыбкой: «думаю, она мне понравится», уходит на кухню.
Вернувшись к колодцу, Доррин смывает сажу с лица и рук, гадая, с чего это, в самом деле, Лидрал отклонилась от своего обычного маршрута, сделав пятидневный крюк? Он переодевается в чистое, причесывается и, оглядев комнату, вдруг показавшуюся ему почти пустой, направляется к крыльцу.
Лидрал в чистой темно-зеленой рубахе Петра и Рейса сидят на табуретах под навесом. Зилда, позвякивая цепочкой, тычется Рейсе в ногу. Эту цепочку Доррин выковывал несколько вечеров, ведь техника такой работы была для него внове.
— Смотрит на нее, прямо как отец... — слышится смеющийся голос Рейсы.
— Слишком молод для папаши, — от души веселится Петра.
— О, теперь ты уже не так смахиваешь на заправского кузнеца, — приветствует Доррина Лидрал.
— Надеюсь, — Доррин пытается попасть ей в тон.
— Теперь он похож на невинного, простодушного целителя, — улыбается Рейса. Доррин тотчас заливается предательской краской. — Но это особая, ученая невинность, — добавляет хозяйка.
Яррл, появившись на пороге кухни, покашливает.
— Пора за стол, — приглашает Рейса, поднимаясь с табурета.
— Давно пора, — ворчит кузнец.
— Ой, папа, ты же не помылся.
— Мойся да мойся... Что я вам, старый вонючий козел?
— Ну, не то чтобы старый, — тихонько дерзит Петра. Когда все рассаживаются перед большими тарелками, Петра достает из печи, малость похожей на кузнечный горн, массивный глиняный горшок и помещает его посреди стола. Рейса выставляет хлебные корзинки. Рядом с чайником маленькая тарелка с сушеными фруктами.
— Угощайся, почтеннейшая, — обращается Яррл к гостье.
— Только после тебя, мастер, — отвечает та.
— Ну, как угодно, — ворчит кузнец, хотя видно, что он доволен скромностью гостьи.
— Что нового за пределами Спидлара? — любопытствует Рейса.
— Не знаю, с чего и начать, — отзывается Лидрал. — Чародеи продолжают вздымать горы на равнинах Аналерии. Говорят, там по сию пору дрожит земля. Фэрхэвен повысил пошлины на товары с Отшельничьего на тридцать процентов.
— Спидларский Совет, должно быть, доволен, — замечает Рейса, черпаком наливая похлебки сначала Лидрал, а потом и себе.
Доррин морщит нос: даже перец, который ему, приложив немалые старания, удалось вырастить из чахлых побегов, не может перебить сильнейший бараний дух.
— Им стоило бы побеспокоиться, но так далеко вперед они не заглядывают. Оживление их торговли сделает Спидларию привлекательной для Фэрхэвена. Ее черед настанет, как только Белые разберутся с Кифриеном. А сейчас они гонят аналерианских кочевников и их стада в Закатные Отроги.
— Стада-то хоть уцелели? — спрашивает Рейса.
— Сильно поредели. С травой в горах худо, зато волков и горных котов хоть отбавляй. Толкуют, будто в Хаморе — новый император, а норландцы и бристанцы берут корабли друг друга на абордаж. Как раз это и позволило Фэрхэвену поднять пошлину на товары с Отшельничьего. Сейчас мало кто отваживается пересекать Восточный Океан. Разве что хаморианцы, но их товары обойдутся еще дороже.
Слушая эти новости, кузнец недовольно бурчит. А купчиха между тем продолжает:
— Сарроннин вновь, как и встарь, размещает гарнизон в Западном Оплоте. |