Зачем ему лишнее? Во-первых, Александр Петрович занят на перестройке конюшен, а во-вторых, я еще не забыл, как бывший штабс-капитан однажды проявил чистоплюйство. Давненько это и было, а я Петровичу доверяю, даже собственную спину смогу доверить — прикроет (понадобится — я его спину прикрою), но если он включит, что «шпионить за товарищами — это постыдно!», то я не знаю, что с ним и делать. Вроде, человек со мной уже второй год трудится, а от некоторых вредных замашек избавиться не может. А кто бы спорил, что за товарищами шпионить прилично? Никто и не спорит. Так мы и не шпионим. Мы просто присматриваем, что тут плохого?
Бывшая подпольщица тоже была согласна, что посвящать мужа не следует. Она ведь его любит, так к чему расстраивать Сашеньку? А с заданием она и одна справится, даже девушек из канцелярии просить не станет.
Согласен с умной женщиной. Не будем расстраивать Александра Петровича. Но чересчур честных и порядочных людей тоже нужно использовать. Не поручать им неприличных дел, вот и все.
[1] Фазиль Искандер. Кролики и удавы
Глава 4
Шантажистка из салона
Дорофей Данилович, подобно Атланту, державшему небесный свод, подпирал дверь гостиницы «Виолетта». Судя по следу жизнедеятельности голубя на ливрее, стоит давненько. Видимо, постояльцы разбрелись по своим делам. Увидев меня, он не вскинулся с радостью, как раньше, а лишь уныло протянул мне руку.
Пожимая тяжелую длань швейцара, спросил:
— И что не весел?
— А чего веселиться-то? — грустно отозвался бывший циркач. — Ивонна моя на днях дурную болезнь подцепила, лечи ее теперь.
Твою мать! А я-то с ним за руку здоровался. Понимаю, что дурные болезни через рукопожатие не передаются, но все равно, страшновато. Не забыть бы руку вымыть с мылом. Лучше с хозяйственным. А Данилыч, видимо, желая поделиться горем, принялся изливать душу:
— Говорил же ей, дуре — вот, есть у тебя постоянная клиентура, надежная. Пусть небольшая — человек десять, зато свои, проверенные. Так решила, дура набитая, с матросиком американским пошуршать — мол, пять долларов на дороге не валяются, как-никак, по нынешнему курсу тридцать пять франков, а постоянный клиент нынче жадный, больше тридцати за ночь не дает, а за раз — так и не больше двадцати. А франк-то падает! Теперь вот и на работу не ходит, а врачи деньги дерут. Упаковка сальворсала десять франков стоит, а таких упаковок на курс лечения десять штук надо! Сто франков! Это мне тут две недели стоять, да и то, не наберу столько чаевых.
— Ничего, если не запущено, так вылечат, — утешил я швейцара, мысленно поправив название лекарства на «сальварсан». Сам бы не знал, если бы мы его не закупали едва ли не центнерами и не отправляли в Россию. У нас там сифилис — болезнь революционных матросов и мирного населения, примкнувшего к ним, а тут, понимаете ли, производственная травма у женщины. — А франков я тебе немножко подкину, если, конечно, есть за что.
— Эх, Севка, никак я тебя раскусить не могу. Вроде, и не француз ты, и на ажанов не работаешь, а вопросы странные задаешь, — привычно вздохнул швейцар. |