— Что такое, матушка? — удивился Ирод.

— Я не мать тебе, — отвечала старуха, — ядовитая змея Петры не может быть матерью нильского крокодила.

Слова матери поразили Ирода. Он подумал, что рассудок Кипры помешался.

— Нильский крокодил, ядовитая змея Петры, — бормотал он в недоумении.

— Да! Так называет нас твоя жена: тебя — нильским крокодилом, который плакал над Аристовулом, а нас, меня и твою сестру, — ядовитыми змеями Петры.

Ирод побледнел: крокодил, плачущий над своей жертвой, — это он, Ирод.

— У Мариаммы тогда с горя помутился рассудок, — сказал он.

— Он у нее помутился давно, еще тогда, когда она посылала свой портрет Антонию, — возразила старуха.

— Как! — вспыхнув, как огонь, вскочил Ирод, безумно любивший свою жену.

— О, простота, как всякий мужчина, — презрительно улыбнулась Кипра, — разве ты не знаешь, для чего похотливая женщина посылает свое изображение мужчине, да еще какому!

Ирод был поражен. В нем забушевала ревность. До сих пор он мог упрекнуть жену только в холодности к нему: она не только не разделяла его страстных порывов, но даже как бы с брезгливостью отдавалась его ласкам. Он и считал ее холодною, мраморною красавицей с рыбьей кровью. У него не выходил из памяти случай, когда он, пригрозив распять на кресте всех жителей Иерусалима и потом помиловав их, встретил в тронном покое двора Мариамму, тогда еще маленькую девочку, и, желая приласкать ее, спросил: «Разве ты не узнала своего Давида?» — то на это получил гордый ответ девочки: «Нет, ты не мой!» Потом, взрослой, выйдя за него замуж, она оставалась все такою же холодной, с неохотой отдававшейся его ласкам, хотя и имела от него уже двух сыновей и одну дочь. Но чтобы ревновать ее к кому бы то ни было, этого ему и в голову не приходило. И вдруг теперь мать заронила в его душу такую искру, в его-то огненную душу!.. Мариамма, этот мрамор, похотливая женщина!.. Это для него целый ад терзаний! Для него Мариамма до сих пор казалась почти девочкой. Ей и теперь всего восемнадцать лет. Он взял ее к себе в жены, когда она была еще совершенным ребенком с едва заметными признаками женщины. Он и теперь видел в ней девочку с инстинктами и темпераментом ребенка, и вдруг! неведомо для него, она похотлива! С тайной похотью своей она обращается к Антонию! Она в мыслях и чувствах уже неверна мужу! Она уже за глаза отдалась Антонию!

И как бы в подтверждение этих ужасных подозрений Ирод через несколько дней получает от Антония приказ явиться в Александрию. Отослав обратно в Египет гонцов с донесением, что он немедленно исполнит волю дуумвира, Ирод стал готовиться к отъезду с мучительными думами. Теперь он всего мог ожидать от Антония. Но кому доверить Мариамму, это сокровище, которое терзало его душу? Ферор в Заиорданье. Остается его любимец, Иосиф, муж Саломеи, за которого эту последнюю Ирод выдал силою. Саломея тайно любила другого, хотя не видала его в глаза. Это был таинственный «сын Петры», спасший ее и всю Масаду от смерти, когда осажденные умирали от безводья.

Ирод отправился в покои Иосифа. Его встретила сестра со злорадной улыбкой.

— Ты что, Саломея, такая радостная? — спросил Ирод.

— Напротив, я готова плакать, — ехидно отвечала Саломея, — бедная Мариамма!

— Что такое? — испугался Ирод.

— Она слепая, бедняжка! — уклончиво отвечала лукавая идумейка.

— Ты что говоришь вздор! — вспылил Ирод.

— Не вздор, а горькую истину, ей Клеопатра выколола глаза.

— Я не позволю тебе шутить с царем, Саломея! — сурово сказал Ирод.