|
Я — потомок царей Иудеи и сын последнего царя Аристовула, — он говорил медленно, как бы задыхаясь и с трудом подбирая слова. — Его отравили приверженцы Помпея за то, что ты освободил его из мамертинской тюрьмы, с почестями и с двумя легионами отправил в Сирию против Помпея... Да, его отравили за преданность тебе, Цезарь. Бедный отец! Бедный царь Иудеи! Его тело даже лишено было погребения в родной земле... Верные слуги царя долго сохраняли его царственное тело в меду, пока Антоний не приказал отослать его в Иудею для того, чтобы оно нашло свое вечное успокоение в наших царских гробницах... О, великий Цезарь! Слезы мешают мне говорить... Прости... За отцом вслед погиб и мой брат Александр-царевич: по повелению того же Помпея ему отрубили голову... О, Иегова! Ты видел эту прекрасную голову не на блюде, как голову его убийцы, а в прахе, под ногою палача...
Цезарь незаметно вздрогнул. Он вспомнил голову Великого Помпея на блюде... Что ждет его самого? — Голова за голову — таков суд Иеговы, — продолжал Антигон, нервно утирая слезы. — И что же? Мы, цари Иудеи, потомки славных Маккавеев, изгнанники! Нас, как бродяг, как нищих, великодушно принял Птоломей, владетель Халкиды... И вот я перед тобой, великий Цезарь, я — жалкий проситель за себя, за мать свою, за братьев, за сестер... А тот, который из лести подвязывал ремни у сандалий Помпея, тот, который... Антипатр не выдержал. В нем заговорила идумейская кровь. Ирод тоже схватился под плащом за свой дамасский меч. Но отец предупредил его. Несмотря на присутствие Цезаря, он заметался, как тигр, и стал срывать с себя одежду. — Смотри! — захрипел он злобно, показывая на свои раны. — Чтобы доказать мою верность великому Цезарю, я не буду прибегать к словам, если я даже буду молчать, мое тело слишком громко говорит за меня. Он стоял страшный, обнаженный до пояса. Все мускулистое смуглое тело его было в рубцах. Иные раны были свежеперевязанные. — Смотри, — продолжал он, — это раны свежие, которые еще не затянулись... Их обмывали воды в тот день, когда великий Цезарь вводил Клеопатру во дворец ее предков. Из этих ран еще сочилась свежая кровь, когда из Нила вынули мертвое тело Птоломея, противника великого Цезаря. А кто загнал его в Нил? Вот этот идумейский меч, который иззубрен о доспехи египтян. А ты что делал в это время? — Но у меня не было войска, — отвечал Антигон, — оно оставалось в Иерусалиме, у моего дяди, у первосвященника Гиркана. — Да! — возразил Антипатр. — Но дядя не прислал этого войска племяннику, Гиркан доверил его мне, идумею, а не потомку Маккавеев. Мало того, он, через меня, писал египетским евреям, чтобы они приняли сторону Цезаря, а не сторону Птоломея. — Вот его письмо, — сказал Ирод, показывая сверток. — Повелитель! — обратился он к Цезарю. — Позволь мне к словам моего отца присоединить и мое слово. Когда мы вместе с этим человеком, — он указал на Антигона, — учились в Риме эллинской и римской мудрости и однажды спускались с высоты Капитолия на Форум, этот человек, остановившись перед изображением волчицы, кормящей Ромула и Рема, сказал: «Вот Рим, детище волчицы, в каждом римлянине течет кровь волка, и оттого ненасытный Рим жаждет пожрать Вселенную; теперь Цезарь пожирает Галлию и Британию, Серторий — Иберию, Помпеи — Сирию; они пожрали Грецию, скоро пожрут Египет. Но Иегова не допустит их пожрать Иудею с народом избранным: ему уготовано владычество над миром, а мы, Маккавеи, посланники Иеговы. Как Иисус Навин остановил солнце, так мы остановим римских орлов — ни шагу далее». Вот его слова, великий Цезарь. Цезарь слушал молча, как беспристрастный судья слушает тяжущиеся стороны. |
