— Пошли-пошли-пошли… Надя, сильнее! Ага, держим…

Раздалось хрюканье, хлюпанье и вдруг… тоненький писк. Паша замер. Писк усилился и перешел в сердитый басовитый крик.

— Десять сорок, — Репкин взглянул на настенные часы.

— Мамочка, у вас мальчик, — медсестра пихнула им с Никой под нос склизкий окровавленный комочек на подносе и куда-то унесла.

— Боже, какое чудо, — голос жены доносился словно откуда-то издалека.

— Так, работаем дальше… — продолжил Репкин. — Отсос. И вот здесь убери.

Снова хрюканье.

— Десять сорок три.

— Второй мальчик, — другая сестра продемонстрировала Паше младенца и тоже исчезла.

— Почему он не кричит? — забеспокоилась Ника.

— Все нормально, брат его немного прижал, — одна из ассистенток перегнулась через экран. — Сейчас им займется неонатолог.

Секунды тянулись медленно, Паша напрягся, соленая влага жгла воспаленные от недосыпа веки. И, наконец, к первому сердитому присоединился второй пронзительный крик. Впервые в жизни Исаев был счастлив услышать детский плач. Наклонился поцеловать любимую: она тоже беззвучно плакала от счастья.

— Как думаешь, они в порядке? — она судорожно шмыгнула.

— Так, пациентку мне не нервируем, — анестезиолог тронул Пашу за плечо. — Мамочка, будете плакать, мне придется дать вам поспать.

— Нет-нет, — всхлипнула Ника и поморгала. — Я больше не буду.

— Так, папаша, детей будем смотреть? — подошла к ним медсестра в розовом костюме, наверное, из детского. — Первый мальчик два девятьсот десять, девять баллов, второй чуть меньше, два семьсот пятьдесят, семь баллов. Оба пойдут сразу в детское отделение. Хотите пока пойти подержать?

— Так нечестно, — обиделась Ника. — Я тоже хочу.

— Не расстраивайтесь, вам их вечером принесут покормить, — сестра улыбнулась. — Ну что, идем?

— Я быстро, — выпрямился Паша. — И потом сразу к тебе.

Его проводили в небольшую комнатку, усадили на лавку и выдали два пищащих, туго спеленутых кабачка. Он бережно взял их, прижал к себе, боясь шевельнуться или выронить. Только сейчас до него дошло: двойня! Как же они будут справляться? Это сейчас ему детей положила на руки медсестра. А как взять их из кроватки самому одновременно? А если они будут плакать сразу? И ночью, получается, спать вообще нельзя будет?

Его обуяла такая туча эмоций, что он и сам не мог разобраться, что чувствует. И страх, и волнения, и нежность, и любовь, и благодарность Нике.

Едва ощутив родное тепло, мальчишки перестали плакать. Второй, который был чуть краснее брата, казалось, уснул, а первый пытался моргать и сурово смотрел на отца. Надо же, разница — какие-то три минуты, но старший уже настолько серьезнее. На кого они похожи? Как их назвать? Ника что-то выписывала из словаря, что-то предлагала, а он только отмахивался, не хотел загадывать заранее. Все говорили ему, что стоит увидеть ребенка, как имя придет само. И где оно? Ничего не приходит, ничего не понятно… Двойня… Для них же, наверное, надо придумывать похожие имена? Или как это вообще принято?

Руки затекли, но Паша не мог двинуться. Это нормально, что ему уже хочется их положить, а он не может? Кювезы слишком далеко, ногой не дотянуться. Но ведь если встать, то кто-то из детей может выскользнуть… И где медсестра? И надо бы сфотографировать, а как это сделать, если заняты руки?

Младший, словно почуяв страх, недовольно закряхтел, и Паша принялся раскачиваться всем корпусом из стороны в сторону.