Закончив писать, он снял серый костюм, белую сорочку, темный галстук и аккуратно уложил все это в один из трех чемоданов, с которыми всегда путешествовал.

Кловис Портер был средних лет, еще довольно стройный. А когда надевал что нибудь дорожное: спортивные брюки и рубашку с распахнутым воротом – выглядел так, словно всю жизнь провел на свежем воздухе.

Он заставил себя полюбить банковское дело. Хотя по настоящему его влекло к просторам Айовы и американским равнинам. Как славно было бы провести последние дни вместе с Милдред где нибудь там, – думал он. – И чтобы, когда пробьет час покидать этот мир, дети и внуки были рядом.

Однако все сложилось иначе. Кловис Портер сначала стал банкиром, потом организатором сбора средств для республиканской партии и, наконец, – заместителем министра финансов. Да, коли хочешь завершить жизнь, занимаясь землей, нечего начинать с Гарвардской школы бизнеса.

Кловис Портер надел итальянские прогулочные туфли из мягкой кожи и, убедившись, что ключ от номера на месте, взял написанную карандашом записку и направился вниз, в вестибюль.

Предупредив администратора, что телеграмма архисрочная и сугубо конфиденциальная, он постарался прочитать ее так, чтобы каждое слово могли слышать служащие отеля. Смысл мизансцены сводился к следующему: окружающие должны усвоить, что у него все нормально и об этом он информирует – срочно и секретно – своего адресата в Лэнгли. Уловив краем глаза, что его усилия не пропали даром, Кловис Портер резко повернулся, за что то зацепился, и его рукописное творение очутилось на полу прямо перед регистрационной стойкой.

Администратор бросился поднимать его, бормоча что то об «этих бестолковых американцах». Теперь уже все, кому интересно, были в курсе дел Кловиса Портера.

Он вернулся в номер и стал ждать связи с Дубьюком. Телефон зазвонил ровно через полтора часа.

– Алло! Алло! – послышался голос его жены. Кловис Портер сразу утратил все свое хладнокровие. Опершись на ночной столик, он едва сдерживал навернувшиеся слезы.

– Привет, дорогая, – хрипло отозвался он.

– Когда возвращаешься домой, Кловис?

– Недели через две, Милдред. Как ты себя чувствуешь? Как дети? Я скучаю по тебе.

– Я тоже скучаю, милый. Может быть, мне стоит прилететь в Швейцарию?

– Нет, сюда не надо.

– Кловис, если бы я не знала тебя так хорошо, поклялась бы, что ты влюбился в другую женщину.

– А почему бы и нет? Говорят: седина в бороду – бес в ребро.

– Кловис, я не знаю, что там происходит, но не могу ждать, пока это кончится.

– Это кончится скоро. Просто я собираюсь устроить себе передышку на пару недель здесь, в Швейцарии. Как дела у детей?

– У них все в порядке, милый. Джарман трижды за эту неделю находил свое призвание, а второго ребенка Клаудии мы ждем в конце ноября. Все как обычно. Только скучаем по тебе. Приезжай поскорее.

– Да да, дорогая, – ответил Кловис и, почувствовав слабость в коленях, сел на кровать. – Я люблю тебя, дорогая. Я любил тебя всегда. Ты сделала мою жизнь счастливой. Мне хочется, чтобы ты знала об этом.

– Кловис, у тебя все в порядке? Все хорошо?

– Да, дорогая, не волнуйся. Я люблю тебя. До свидания.

Он положил трубку, расплатился за гостиницу и на взятом напрокат «мерседесе» направился в сторону городка Тан у подножия Альп. Приятно будет вдохнуть чистый горный воздух, – подумал он. – Подходящее место для того, чтобы спокойно умереть, не подвергая опасности жену и детей.

У конверта из манильской бумаги все же есть шанс попасть в руки президента, а значит, и у Америки есть шанс выжить.