Лора кивнула.

— Я буду вам признателен, если вы станете его колоть где-нибудь в другом месте. И не забудьте сообщить мне результат — это очень важно для моего исследования.

Как такому бесчувственному мерзавцу сказать спасибо? Уайман решил за них эту проблему: он посмотрел на часы и объявил:

— Мне пора.

Но не двинулся с места. Было видно, что он еще что-то хочет сказать.

Наконец Питер кашлянул и выдавил:

— Представляю себе, что бы я чувствовал, если бы речь шла о моем ребенке. То есть…

Не найдя слов, он подошел к Гарри и потрепал его по щечке. И, не давая никому опомниться, вышел.

В мотель они мчались на безумной скорости. Вбежали в номер, бережно уложили Гарри на кровать и задернули шторы.

Потом беспомощно переглянулись.

— Хочешь, чтобы это сделал я? — тихо спросил Барни.

— Могу и я, — с каменным лицом ответила Лора.

Тут Барни признался:

— Пожалуйста, Кастельяно. Я не умею обращаться со шприцем. И тем более не могу колоть своего сына.

Лора ввела иглу мальчику в ляжку. Тот вскрикнул. Потом вдруг затих.

Они окаменели. Неужели они его убили?

Как изваяния, они стояли по обе стороны от кровати и неотрывно смотрели на своего ребенка.

Прошла, казалось, целая вечность, а на самом деле несколько секунд. Лора нагнулась и пощупала Гарри запястье.

— Барн, пульс есть. Стабильный.

— Думаешь, он вырубился от укола?

Она помотала головой:

— У нас было двое ужасных суток. Представь себе, насколько он измучился.

Она взяла малыша на руки и крепко прижала к себе.

Барни пощупал сыну лоб.

— Все та же пустыня Сахара, — констатировал он. — Сколько прошло времени после укола?

— Минуты четыре-пять. Барн, не дергайся. Даже если это и чудодейственное средство…

На последних словах она осеклась. «Если Бог есть, — подумала она, — Он не жалует меня своей милостью».

— Лора, — нежно произнес Барни, — приляг. Или хотя бы сядь.

— Не могу. Я слишком нервничаю.

Она бережно опустила Гарри на кровать.

— Может быть, заказать что-нибудь в номер? — предложил Барни.

— Я не голодна. А ты?

— Тоже нет. Но еда помогает скоротать время. Тоже ведь какое-то занятие…

— В коридоре есть автоматы. Пойди и возьми что-нибудь.

— А что ты хочешь? — оживился он.

— Ничего. Мне все равно. Лишь бы невкусно было.

Он понял: она отказывалась от всех земных удовольствий, даже от сладости шоколада, чтобы полнотой своей жертвы смягчить гнев Небес. Он вышел.

Длинный коридор был застлан серым ковролином и напоминал беговую дорожку. Пробегая по нему, Барни несколько успокоился, но мысли крутились вокруг одного и того же.

«Гарри, Гарри, как я мечтал, как мы с тобой вдвоем будем выходить на пробежку в парк и осенняя листва будет хрустеть у нас под ногами… Как я расскажу тебе о всех глупых ошибках, которые я насовершал в своей жизни, чтобы ты мог учиться на них. Чему я могу тебя теперь научить? Сейчас единственное, о чем я мечтаю, — чтобы ты продолжал дышать. А этому я тебя научить не могу. И сделать это за тебя тоже не могу».

Он медленно побрел назад с двумя бумажными стаканчиками в руках.

Лора теперь сидела и неотрывно смотрела в лицо сына, боясь даже моргать, чтобы не пропустить малейшей перемены в его состоянии.

— Он так и не двинулся, — сказала она, как автомат.