Сможет ли она работать сегодня? Сможет! Анна решительно тряхнула коротко остриженными светлыми волосами. Сможет, черт возьми! А решение придет само собой, обязательно придет, иначе невозможно. Для начала нужно выяснить, кто из клиентов интересует эту сумасшедшую, а там, возможно, и отыщется правильное решение.
Секьюрити снизу доложил по рации, что прибыла первая машина с хорошо известным номером: постоянный и довольно симпатичный клиент вошел в подъезд…Анна поспешила встретить его у двери. «Все, вечер начался, – как могла, бодро сказала она себе, пытаясь хотя бы на время вернуть обычное состояние души, но, продолжая фразу, эхом откликнулось ее сознание: – И значит, уже сегодня она может позвонить и потребовать информацию. Уже сегодня, более того – уже сейчас…»
Теперь все было не так. Все изменилось, причем в самую худшую сторону. Да, проснулась она, и день приветливо улыбается ей в распахнутое окно, но только очень коварная и обманчивая она, эта улыбка, потому что день этот не принесет ей ничего хорошего. А почти наверняка добавит еще пригоршню горя к тому безмерному, страшному, мучительному, что и так переполняет до краев и терзает нещадно ее маленькую душу. Да, все изменилось теперь.
В ее короткой жизни вообще многое уже успело поменяться. Перемены эти были самые серьезные, преображающие не что-то там отдельно взятое, а всю жизнь, целиком, решительно и самым чудным образом. По это всегда были перемены к лучшему.
Лена Егорова росла очень чувствительным человечком, остро переживающим то, что другие дети, как правило, вообще не замечают. Потому так памятны были ей происходящие доселе перемены.
Она родилась в семье очень бедной, влачившей почти нищенское существование, и слишком рано с точки зрения законов развития человеческой, и детской в том числе, психики осознала этот плачевный факт. Противоестественно рано. Более того, осознание это заставило ее не по-детски остро ощутить неполноценность своей семьи, а значит, и свою собственную и от этого жестоко страдать. Определенно, Лена была не совсем обычным ребенком.
Родители ее были в ту пору очень молоды. Лена родилась, когда они еще учились на пятом курсе в одном институте, на одном факультете и даже в одной группе. Семейный бюджет, таким образом, складывался из двух стипендий и составлял в сумме всего восемьдесят рублей. Шел год одна тысяча девятьсот восемьдесят второй – сумма по тем временам была катастрофически мала. При этом оба ее родителя были отнюдь не сироты и нельзя сказать, что бабушки и дедушки Лены были людьми неимущими или монстрами, отвернувшимися от собственного потомства. Не возражали обе семьи и против раннего брака своих отпрысков, которые, познакомившись на первом курсе, к окончанию третьего отправились под венец. Просто обстоятельства сложились таким несчастливым для молодой семьи образом, что родители обоих супругов оказались людьми исповедующими одни и те же принципы. Суть этих принципов заключалась в том, что человек, решивший создать семью, стало быть, достаточно созрел для того, а посему обязан эту семью содержать. Сами они прожили почти одинаковые жизни, что было в общем-то и немудрено в стране, обожавшей всех строить по ранжиру и росту и превыше всех прочих достижений общественного строительства почитавшей равенство. Посему старшее поколение одинаково рано было лишено родительской опеки и выживало самостоятельно осваивая целинные земли и неся вахту в далеких северных гарнизонах. Достаток приходил постепенно, был напрямую связан с ростом по службе (слово «карьера» в ту пору было скорее ругательным и вряд ли уместным), посему к каждому новому его проявлению – будь то новая квартира, автомобиль, кухонный гарнитур или цветной телевизор – относились трепетно, как к чему-то данному единожды и на всю жизнь. Причем и не данному вовсе, а заработанному тяжким, изнурительным трудом.
Та же ситуация складывалась и с денежными накоплениями – их хранили на сберкнижках, скрупулезно подсчитывали набегающие проценты и думать не смели воспользоваться хотя бы рублем. |