Пусть он отправится в путешествие с радостью в сердце и не держит зла на Сирла. Когда они вернутся из Мер-Харбора — а они уже стали обладателями двух каноэ и организовали их доставку в Отли, где лодки будут их дожидаться, — Лиз придумает что-нибудь специально для Уолтера, какой-нибудь особенный tete-a-tete. A то последнее время слишком часто образовывался треугольник.
А может быть, слишком часто tete-a-tete оказывался неудачным?
Глава 7
Уолтер приветствовал идею плавания на каноэ не потому, что предвкушал удовольствие от того, что придется скрючиться в маленькой неудобной лодке, а потому, что это даст ему «сюжет». Чтобы книга имела успех, в ней должны быть «приключения», а необычный способ передвижения — самый легкий путь обеспечить их. Трудно ожидать оригинального происшествия, если едешь в комфортабельной машине. А ходьба пешком утеряла свой престиж, превратившись во всеобщее увлечение. Теперь это называлось «совершать экскурсии». Уолтер, который прошел пешком изрядную часть Европы с зубной щеткой и запасной рубашкой в кармане плаща, был бы рад прогуляться по долине Рашмер, но понимал, что таким образом он не может надеяться удовлетворить ожидания современных приверженцев подобных прогулок. Способ «зубная щетка плюс рубашка» только вызовет недоумение у энтузиастов-мазохистов, которые бредут нагруженные, обутые в тяжелые, иногда даже подкованные сапоги, уставившись остекленелым взглядом на горизонт, похожие больше на Атласов, чем на Одиссеев. А проехать по долине в качестве случайного попутчика кукольного театра Панча и Джуди — это могло бы весьма плодотворно сказаться на книге, но несколько унизило бы собственное достоинство человека, сделавшего сферу «Свежий Воздух» почти своей монополией.
Поэтому Уолтер приветствовал идею каноэ. А за последнюю неделю он стал приветствовать эту идею и по совершенно другой причине.
В машине или пешком, ему пришлось бы день за днем находиться бок о бок с Лесли Сирлом, а в каноэ он практически будет избавлен от него. Уолтер достиг той стадии, когда сам звук спокойной тягучей речи Сирла раздражал его настолько, что приходилось постоянно следить за собой. Даже смутно понимая, что смешон, он не мог подавить это чувство раздражения. Последней соломинкой было то, что Лиз стала добра по отношению к нему, Уолтеру. Он никогда не анализировал отношение Лиз к себе, оно всегда представлялось ему безупречным. Иначе говоря, Лиз проявляла спокойную, нетребовательную преданность, а после восьми месяцев отношений с Маргерит Мэрриам Уолтер считал это идеалом поведения женщины. И вот Лиз стала выказывать доброту. Сам с собой Уолтер называл это «снизошла». Если бы не его новое видение Лиз, он мог бы и не заметить перемены. Но Лиз теперь вышла в мыслях Уолтера на передний план, и он анализировал малейшее ее слово, каждое мимолетное выражение ее лица. И поймал ее на том, что она старается быть доброй с ним. Доброй! С ним. С Уолтером Уитмором.
Это переворачивало все имеющиеся представления, это было неприлично, и ничего этого не произошло бы, если бы не присутствие Лесли Сирла. Когда он думал о Лесли Сирле, Уолтеру постоянно приходилось держать себя в руках.
Они собирались каждую ночь разбивать лагерь, если позволит погода. И этому Уолтер тоже был рад. Не только потому, что таким образом он получал возможность смотреть на Большую Медведицу сквозь густеющие кроны дубов или описывать ночную жизнь полей и реки. Это позволяло ему избегнуть совместного пребывания с Сирлом в тесной компании какой-нибудь крошечной деревенской гостиницы. С бивака можно уйти побродить одному, ничего не сказав, а с постоялого двора не уйдешь.
Каноэ окрестили «Пип» и «Эмма»: Рашмер, считал Сирл, — место, где время застыло на послеполудне; и миссис Гарроуби была очень недовольна, обнаружив, что «Эмма» досталась Сирлу. |