— Никогда не выбрасывайте свои записи, Вильямс.

— Хранить их несколько лет, на всякий случай?

— Храните их для автобиографии, если хотите, только храните. Мне бы хотелось, чтобы вы вернулись сюда, но в данный момент по работе этого не требуется. Просто торчим тут на холоде.

— Ну, надеюсь, к закату что-нибудь найдется.

— И я надеюсь. Буквально!

Грант повесил трубку и пошел обратно на берег реки. Толпа немного рассосалась. Люди стали расходиться по домам к воскресному вечернему чаю, однако основное ядро тех, кто с радостью умрет от голода, только бы увидеть, как из реки достают труп, было еще здесь. Грант посмотрел на их посиневшие дурацкие физиономии и в тысячный раз с тех пор, как стал полицейским, подивился: что движет ими? Одно несомненно: если завтра возобновятся публичные казни, народу соберется не меньше, чем при игре на кубок.

Роджерс уехал к себе в Уикхем, зато появились представители прессы. И местный репортер, и корреспондент лондонской утренней газеты — оба хотели знать, почему реку снова тралят. Присутствовал и Самый Старый Житель. Его нос и подбородок сходились так близко, что Грант удивлялся, как тому удается бриться. Это был глупый, самодовольный старик, но при подобном сборище он представлял собой нечто весьма значительное — он представлял собой Память Поколений и в этом качестве требовал уважения.

— Тралить дальше, до деревни, — впустую, — заявил он Гранту с таким видом, будто отдавал распоряжения помощнику садовника.

— Правда?

— Угу. Впустую. Она там все засасывает. На дно, в ил.

«Она» явно означало реку.

— Почему?

— Она там течет медленно. Словно устала. Все опускает на дно. Потом, после излучины, на полпути к Уикхему она опять срывается с места, легко и весело. Ага. Такой уж у нее нрав. Тащит все на дно, в ил, потом чуть-чуть успокаивается, оглядывается — заметили ли люди, что она сделала, потом — оп! — и она уже в Уикхеме. — Старик подмигнул Гранту ясным голубым глазом. — Хитрюга, — провозгласил он. — Вот она кто. Хитрюга!

Когда Грант впервые говорил с Роджерсом, тот тоже сказал, что тралить ниже Сэлкотт-Сент-Мэри бесполезно, и Грант понял это как вердикт местного жителя, не требуя объяснений. Теперь Память Поколений все ему объяснил.

— И вообще нечего тралить, — добавил Память Поколений, вытирая повисшую на носу каплю несколько высокомерным жестом.

— Почему? Вы думаете, трупа там нет?

— Угу! Ага! Труп-то там есть. Но эта грязь, этот ил — он не отдаст его, разве только в свое время.

— А когда это может случиться, не скажете?

— Ох! В любое время, — может, через тыщу лет, может, завтра. Очень хваткий этот ил. Как зыбучие пески. Когда мой прадед был мальчишкой, у него с берега в воду скатилось полено. Там было совсем мелко. Он видел полено, но боялся, понимаете, ступить в реку и достать его. Он побежал к дому. Всего несколько ярдов. И привел отца, чтобы тот достал ему полено. Но ил проглотил его. Ага. Сожрал, не успел он отвернуться. Не осталось от полена ни следа. Понимаете, ил заглотнул его. Кровожадный ил, вот что он такое, говорю вам, кровожадный ил.

— Но вы же говорите, что он иногда отдает свои жертвы.

— Угу. Ага. Бывает.

— Когда? В половодье?

— Не-е! В половодье она просто разливается. Молчаливо разливается и собирает еще больше ила. Не-е. Но иногда она начинает течь вспять. Тогда от удивления она и отдает.

— Вспять?

— Ну да. Вот как неделю назад. Тучи набежали и собрались в горах выше Отли, а ливень разразился здесь, и вода вылилась в реку, как будто из ванны после купания.