– Нет, но…

– Тогда не болтайте ерунды. Это все лицемерие.

– Простите меня. Даже боюсь представить, что вам пришлось пережить.

Оливия чувствует, как к глазам подступают слезы. Как быть?

Дженна смотрит на нее спокойно и сочувственно. Это немного примиряет с ней Оливию. Ей хочется ненавидеть эту женщину. Хочется обвинить ее во всем, что случилось. И в аварии, и в том, что было позднее, в нескончаемой боли, физической и душевной. Люди в городе смотрят на нее косо, сплетничают за ее спиной, даже бывают откровенно враждебны. Единственное, чего она хочет, – скрыться ото всех. Правда, сегодняшняя гостья не похожа на журналистов, с которыми ей приходилось встречаться раньше. Она кажется более человечной и, похоже, действительно стремится выслушать ее. Но нет. Оливия обещала Уэзли. Она не может вернуться к тому, что было.

Дженна достает из сумки визитку.

– Я ухожу. Но если передумаете, вот мои координаты.

Она дает ее Оливии; та бросает ее на письменный стол, как будто это мусор.

– Я буду в городе до пятницы.

Повисает неловкая тишина. Наконец Дженна слегка улыбается и выходит. Ее медного цвета волосы напоминают Оливии о гнедом жеребце, который когда-то раньше у них был.

Оливия с облегчением вздыхает, ноги ее дрожат. Она опускается на тележку, горло горит.

Уэзли прав. Нельзя разговаривать с этой женщиной. Ни в коем случае.

Оливия понимает: стоит ей начать говорить, и она не сможет остановиться.

9

Дженна

Я не удивлена, что Оливия отказалась разговаривать, но не сдамся. Наверняка есть способ разговорить ее. Просто надо его найти. Удивил меня ее вид – такая маленькая и такая печальная… Она говорила настолько эмоционально, будто все ее чувства были совсем близко, будто она ныряла в них, как пловец в волны. Я другая. Я ныряльщик на глубину – и сделаю все, чтобы не продемонстрировать свои истинные чувства.

Так было и в тот поздний вечер. Мы уже собирались ложиться, и Гевин сказал, что собирается съехать. Я сидела у туалетного столика, смывая косметику, и видела в зеркале его отражение. Он, голый по пояс, вешал рубашку. В тот момент я подумала, что мы не занимались сексом уже много месяцев. Раньше такое невозможно было представить. Мы оба были так заняты, я на своей новой работе, он – как финансовый директор компании. Нам не хватало времени друг для друга. Я встала и пошла к нему, чтобы поцеловать, при этом расстегивая пижаму. И, к моему ужасу, он меня оттолкнул.

– Прости, Дженна, я не могу. – Дженна. А не «красотка», как он ласково меня называл. В тот момент я просто онемела.

Потом Гевин бросил, что ему нужно отдохнуть от нашего брака. Я села на край кровати. Меня заполнило чувство унижения; я старалась не расплакаться, оставаться спокойной, хотя казалось, что меня ударили под дых. Хотелось выть и умолять его остаться. Если б я была хотя бы вполовину так эмоциональна, как Оливия, спасла бы я этим свой брак?

…Когда я сажусь в машину, рядом со мной останавливается старый «Ленд Ровер». На нем надпись «Школа верховой езды и конюшни». Из него выходит женщина лет шестидесяти с небольшим. Она высокая и крепкая, явно много времени проводит на улице. Немолодая, но в ней есть определенная привлекательность. Я сразу же понимаю, что этот мама Оливии. Они удивительно похожи: одинаковые серые глаза, чуть заостренный нос, острый подбородок и высокие скулы. Обе готовы к обороне. Женщина несет большой мешок с кормом для лошадей; проходит перед моей машиной и смотрит в мою сторону. Я жду, что она подойдет, сердце стучит сильнее в ожидании, в голове проскакивают стандартные фразы, которые я обычно говорю при знакомстве.