Был разговор о новой экспозиции. (У нее какая-то страсть к перестановкам.) Я сидела и почти что ничего не слышала. Все силы уходили у меня на то, чтоб не покраснеть, когда я случайно взгляну на Матвея или когда назовут его имя. И вдруг под конец Клавдия Владимировна сказала нам, что на ее имя получено письмо об этих самых непонятных фигурках, и она его нам всем прочтет, чтоб мы решили, достойно ли оно внимания. Вот оно, это письмо:
– «Уважаемые работники музея!
Я прочитал две статьи в газете «Пришельцы из космоса» и «Глубокая философия на мелком месте». Хочу вам сказать, что я пришел в неописуемое возмущение. В первой статье журналист пишет, что фигурки являют собой пришельцев из космоса. У журналиста нет абсолютно никаких оснований так утверждать, а тем более печатать свои фантазии в солидной газете. Он может привести только тот факт, что у двух фигурок большие круглые головы наподобие скафандров, а у третьего усы напоминают антенны. Но это еще не основание. Да, это изображения, но не космонавтов, а всего лишь людей, живших на нашей планете в одном неописуемо прекрасном городе. Почему у них такие головы – это неизвестно и предстоит решать вам, ученым.
Журналист не подумал о том, что если бы пришельцы и прилетали когда-то, почему же они должны иметь такой вид, как наши космонавты!
Утверждение второго журналиста, автора статьи «Глубокая философия на мелком месте», – тоже неправда. Он говорит, что версия о неизвестной цивилизации – это измышления, а я говорю, что это не так. Есть человек, который сам видел этот прекрасный город, прекрасней нет ничего на свете.
Не называю своего имени, потому что ничем теперь не могу вам помочь. Ведь ключ от тайны находится у вас».
Когда я слушала это письмо, я вся прямо дрожала и еле-еле усидела на месте. Я сразу, с первых же слов поняла, что это пишет старик Калабушкин. И такое на меня нашло волнение, что я, против собственной воли, все-таки выпалила:
– Это пишет тот старик, который отдал маме фигурки!
Клавдия Владимировна оторвала глаза от письма и посмотрела на меня. И тут вдруг начал говорить Матвей:
– Вполне возможно, даже, наверное, так и есть, что это пишет тот самый старик. Тем более, судя по тому, что прошло уже больше тридцати лет, он наверняка не только уже на том свете, но и успел там попутешествовать, и вполне вероятно, что он посетил этот самый город неописуемой красоты, откуда родом эти самые джентльмены, которые в настоящее время пребывают у нас в соседней комнате. К сожалению, он не сообщил нам, какими современными средствами передвижения пользуется Харон.
– Ах, Матвей! – воскликнула Клавдия Владимировна. – У тебя все шутки, а это вопрос серьезный, и потом, знаешь ли, это кощунство – шутить над погибшим во время блокады Ленинграда. Что ты скажешь по сути дела?
– Клавдия Владимировна! Ну какая может быть суть? Сумасшедший какой-то. Еще одна жертва писателей-фантастов. Только и всего. К тому же письмо анонимное. Фи!
А я и не подумала, что прошло столько лет. Так, значит, это совсем не он! После работы я подошла к Клавдии Владимировне и попросила дать мне это письмо, чтобы показать маме. Клавдия Владимировна даже не поняла, о каком письме идет речь, а потом сразу согласилась:
– Ах, это письмо… Конечно, конечно, возьми его. Пусть Дашенька развлечется немножко.
Но мама не развлеклась этим письмом. Наоборот, когда она прочитала его, то стала очень печальной и сказала:
– Знаешь, Татка, Калабушкин мне это поручил, и я должна была довести все до конца. Ведь не могут ВСЕ люди во что-то верить. Один кто-нибудь должен поверить, но только очень. Татка, дорогая Татка! Если бы ты только видела, как он горел, как он надеялся… А доктор Головачев, который и рассказал мне историю Рабчинского! Ах, Татка, как он хотел, чтобы это не оказалось выдумкой! Чтобы все оправдалось. |