– Воняет, как от твари бессловесной!
– А это ничего, ничего! – улыбнулся Иеремия. – Нам как зверям надо стать, оттого и воды мало у нас. Господь все для нашего спасении делает! Что ж, раба Елена, скоро ты отведаешь плоти звериной и станешь одной из нас. Кого Господь любил, тех сразу к себе прибрал, а тела их отдал в пищу тем, кому решил отдать царство земное. И не нам судить Его решение. Нам же, последним, Он волю дал. Или упорствовать и зверями быть разорванным заживо, или уверовать, тогда Господь сам распорядится душой человека. А я пастырь овец Его, присматриваю в меру сил за вами, последними, ибо открыто мне знание.
Женщины дружно перекрестились. «Пророк», между тем, и не пытался выглядеть святым: сунув руки в карманы, он, насвистывая, обошел Лену кругом, откровенно разглядывая девушку.
– А запах – это ничего! – повторил он. – Всевышний не по запаху судит и не по одежде. К нему все приходят нагишом. Время обедать, послушницы! Ступайте, приготовьте плоть звериную, ибо грешны вы и не можете пока принять ее в естестве! А с вами я вкушу. Мать с дочкой пусть говорят.
Он вышел, вслед за ним гуськом ушли и его «послушницы».
«То ли сумасшедший, то ли жулик! – подумала Лена. – Но скорее всего, и то и другое. Но мама… Неужели она уже ела мутантов?!»
– Там, в центре, люди как-то организоваться пытаются, – начала она рассказывать. – Не все получается, конечно, но…
– Пустое это! – Нина Андреевна посмотрела на дочь, и Лена отшатнулась: в ее взгляде была уверенность безумца. – Новый Иеремия еще когда говорил: близится конец! Переполнила чашу терпения Господа наша греховность, звериная суть человека. Вот, так и вышло. А я, дура, не верила. И теперь мир будет отдан зверям в образе человеческом, потому что люди сами хотели быть зверьми, а не ангелами! И нужно быть как зверю и есть как зверю. Тогда и заберет Господь в Царствие свое, а всем прочим гореть в аду. Можно еще огнем очиститься, да слаба я духом, убежала тогда из церкви…
– Мама, да что с тобой? – Лена обняла ее. – Прекрати! И в Святом Писании ни о чем таком не говорится!
– Срок вышел Святому Писанию, не свято оно больше! Теперь другой закон. Или не видишь? Мир другой, и скоро не будет в мире человека. Мы последние. А ты спасешься, раба Елена, только будь как зверь. Отведай плоти, и легче станет.
Несмотря на то что Лена была очень голодна, тошнота подступила к ее горлу. И все же она позволила матери провести себя на третий этаж, мимо сложенной на лестнице баррикады, обильно политой бензином.
– Главное, это чтобы звери тебя не порвали! – шептала Нина Андреевна. – Кого порвут живым, тот не спасется. А кто умрет сам или в огне, тот спасен. А кто обернется зверем, тот в миру останется, и мир его потомкам принадлежать будет. Но не видать ему Царствия Небесного!
– Мама, это безумие какое-то!
– Ничего, не долго ждать. У кого веры нет в огонь ступить, того Господь сам рассудит. А зверям мы не дадимся, у нас бензина много, весь пятый этаж канистрами заставлен. В гаражах мы канистры искали, много нашли… Бутылки из магазинов, в них с машин сливали… – бормотала мать. – Трудились тяжко, души свои защищая, а Новый Иеремия нам на благо послан, руководить и напутствовать нас, последних…
В доме жило всего семь «послушниц», все – немолодые женщины. Еще был Петя, слабоумный юноша. Он совсем не разговаривал, но все приказы выполнял беспрекословно. Как поняла Лена из разговоров, в самом начале Иеремия смог собрать большую общину в церкви, хотя многие к его «проповедям» относились скептически. Но во время ливня почти все погибли: часть была разорвана мутантами, часть предпочла сгореть вместе с церковью. |