Гарольд Роббинс. Искатели приключений
Пусть забудет его утроба матери; Пусть лакомится им червь; Пусть не останется о нем память. Иов, XXIV, 20
Моей жене Грейс, которая сделала, возможным столь многое, в том числе появление этой книги.
Эпилог вместо пролога
Десять лет прошло после той вспышки насилия, ставшей причиной его гибели. Его земное существование завершилось, нить, за которую он цеплялся в последней отчаянной надежде обрести спасение, оборвалась. Все вернулось на круги своя, ему предстояло превратиться в земной прах, из которого он вышел. В волнах раскаленного тропическим солнцем воздуха проступали черные кресты на белой глиняной стене кладбища. К железным воротам подъехало такси, из которого вылез американский журналист. Он протянул водителю бумажку в пять песо и отвернулся, прежде чем тот успел поблагодарить его. У небольших цветочных киосков уже толпился народ, женщины в черном покупали небольшие букетики цветов. Густые черные вуали, казалось, укрывали их от жары, а мир от их скорби. Здесь же были нищие — маленькие дети с темными глазами, обведенными черными кругами, и животами, вздувшимися от голода. Когда журналист шел мимо, они протягивали к нему свои маленькие грязные ручонки, а он, не глядя, бросал им мелкие монеты. За воротами была тишина, как будто звуки внешнего мира не долетали сюда. В открытой будке у ворот сидел человек в униформе. Журналист подошел к нему. — Как мне найти склеп Ксеноса? — спросил журналист. Ему показалось, что на лице служителя промелькнуло удивление. — Третья аллея, первый склеп, — ответил он. Улыбнувшись, журналист отвернулся. Даже у мертвых есть свои адреса. Ему вспомнилось удивленное выражение на лице привратника. Журналист сидел в вестибюле нового отеля и просматривал местные газеты, как делал это всегда, приезжая в новый город, когда обнаружил именно то, что искал. Небольшая заметка в четыре строчки на последней странице газеты, почти незаметная среди других, более крупных. И вот теперь он шел по дорожке мимо богатых частных склепов, мельком проглядывая имена, начертанные на них: Рамирес, Сантос, Лопес. Несмотря на жару, журналист ощутил холодок, которым веяло от белого мрамора, хотя за воротник стекали струйки пота. Дорожка стала шире, слева открылись пустынные поля, покрытые могильными холмиками — маленькими, осыпавшимися, заброшенными. Это были могилы бедняков, которых опускали в землю в тонкостенных деревянных ящиках и оставляли гнить, не заботясь о том, чтобы память о них сохранилась. Справа находились арендуемые склепы — своего рода многоквартирные обиталища смерти. Это были большие строения с красными и серыми черепичными крышами, высотой двадцать, шириной сорок и длиной восемьдесят футов, сложенные из белых цементных плит размером три на три фута. На каждой плите было начертано имя и дата, а в цемент был вделан небольшой крестик. Журналист посмотрел на первый склеп. Под навесом крыши была прикреплена небольшая металлическая пластинка: Аллея 3, склеп 1. Путь сюда был долгим. Почувствовав, что ему жарко, журналист расстегнул воротник и ускорил шаг. Приближалось назначенное время, и опаздывать ему не хотелось. Сначала ему показалось, что он пришел не туда, возле склепа не было никого, даже рабочих. Журналист еще раз посмотрел на металлическую пластинку на склепе, потом взглянул на часы. Все верно, он не ошибся. Развернув газету, он перечитал заметку, чтобы убедиться, что не ошибся в дате. Облегченно вздохнув, журналист достал сигарету и закурил. Это Латинская Америка, к точному времени здесь относятся не так, как у него дома. Журналист медленно пошел вокруг сооружения, читая надписи на плитах, и наконец нашел то, что искал. |
