По-видимому Лукреция была готова к чему угодно, только не к этому осмотру своего жилища. Она пошла впереди своей повелительницы, ни жива ни мертва, слишком хорошо понимая, что все это значит. Слуги доложили ей, что дом окружен, и она не знала, куда спрятать Лодовико. Первое, что пришло ей в голову, было затолкать его в свой гардероб среди, к счастью, достаточно пышных, многочисленных туалетов. Он был напуган не меньше, чем Лукреция.

Медленно, зорко всматриваясь во все углы, Беатриче обошла все комнаты, обсуждая каждый предмет, каждую картину, но дольше всего она задержалась в спальне. Рукой, затянутой в тонкую кожаную перчатку, она небрежно коснулась деревянной створки двери, расписанной резвящимися амурами.

– Это, как я понимаю, твой гардероб? Покажи мне свои наряды. Ты же знаешь, как я люблю тряпки.

Лукреция, умирая от страха, вынуждена была прислониться к стене, чтобы не упасть, увидев, как Беатриче открывает сундуки и вынимает платья. Герцогиня искала что-то, и лицо Лукреции укрепило ее подозрения. Вскоре подозрения превратились в уверенность. Она заметила выступающий из-под ковра носок сапога тонкой зеленой кожи и замерла… Ценой неимоверного усилия она удержалась, чтобы не отдернуть ковер. Ее спасла гордость. Она, Беатриче д'Эсте, не опустится до того, чтобы захватить с поличным Миланского герцога, как если бы это был простой горожанин.

Она раздраженно отшвырнула платье, которое держала в руке.

– Ничего особенного! Тот, кто тебя содержит, просто скряга… Здесь все так бедно… Затем, даже не взглянув на несчастную раздавленную Лукрецию, она подхватила под руку свою компаньонку и вышла вон. Несмотря на меха, она дрожала, как осиновый лист.

Вернувшись в носилки, Беатриче велела отнести ее в церковь Санта Мария делла Грацие. Ей необходимо было помолиться, чтобы успокоиться и придти в себя. Она любила эту церковь, только что выстроенную по проекту архитектора Браманте. Она долго молилась в часовне, потом отправилась в трапезную монастыря. Стоя высоко на сооруженных лесах, Леонардо да Винчи трудился над огромной фреской, изображающей Тайную вечерю…

– Не беспокойтесь, мессир Леонардо, – ласково сказала она, когда он бросился вниз ей навстречу и преклонил колени. – Я просто заглянула к вам по-соседски… Позвольте мне полюбоваться…

– Один взгляд вашей милости уже большая награда, – почтительно произнес художник.

– Боюсь, вы мне льстите, мессир… Но Боже, это действительно великолепно… просто чудо! Хотела бы я увидеть, когда фреска будет завершена…

Она грустно прикрыла ладонью рот Леонардо, готового возразить.

– Нет, ничего не говорите… Я знаю, что мне осталось недолго… Я больна, друг мой, очень больна. Храни вас Бог!

Замерев от изумления, великий художник смотрел вслед маленькой, закутанной в меха фигурке. Его охватило мрачное предчувствие. Фигурка скользнула в полумраке церкви и пропала. Больше он никогда не видел живой Беатриче.

Вернувшись во дворец, она улеглась в постель, мучимая болями. Несколько часов спустя на руках у Лодовико, охваченного отчаянием и угрызениями совести, Беатриче умерла, разрешившись от бремени мертвым ребенком.

Так оно и случилось. Все пошло из рук вон плохо. Не сразу, конечно. Он еще пережил много счастливых часов подле Лукреции, которую гений Леонардо увековечил в великолепном портрете, но что-то уже изменилось. Приближалась гроза.

7 апреля 1498 года король французский Карл VIII умер в замке Амбуаз, ударившись головой о низкую притолоку, и на престол взошел его кузен Людовик Орлеанский. Для Лодовико это была катастрофа. Новый король ненавидел его лютой ненавистью, к тому же, будучи внуком одного из Висконти, он мог претендовать на миланский трон.