Двор как раз переехал в замок, ремонтные работы в котором закончились, и брачные торжества как бы знаменовали собой начало сезона.
Праздник был обставлен с подобающей помпой. Король лично повел невесту к алтарю. А Шарлотта была необыкновенно хороша: ее облегало белое сатиновое платье, по которому располагался причудливый золотой узор, на плечах ее покоилась накидка из соболей. Бриллианты, изумруды и жемчуга сверкали и переливались на ее шее и запястьях рук. Она была настолько бледна, что ее кожа как бы сливалась с белым цветом платья, и совсем не смотрела на своего жениха, который был весьма хорош собой, представителен и, как всегда, без меры разукрашен золотом и драгоценными камнями. Бриллиант, крепивший белое перо к его шапочке, был настолько крупным, что никто не мог оторвать от него изумленных взглядов.
Кардинал Амбуаза, бывший одновременно Великим Канцлером Франции, собственноручно соединил молодоженов в часовне королевского замка, где было невыносимо душно от сотен зажженных свечей. А затем, в заново отделанных залах, где еще немного пахло известкой, началось веселое пиршество. Но пока вокруг веселились и танцевали сотни приглашенных, молодожены сидели молча, стараясь даже не глядеть друг на друга.
Наконец королева Анна во главе кортежа церемонных дам отправилась сопровождать Шарлотту в ее спальню новобрачной. Здесь ей помогли раздеться и уложили в огромную постель, сопровождая все это тысячью пикантных шуток и взрывами смеха. Затем две дамы с поклоном распахнули дверь перед другим кортежем во главе с королем, который лично ввел в спальню ее супруга. После этого все удалились, оставив их наедине друг с другом.
– Позвольте мне приблизиться к вам.
Вместо ответа она кивнула головой, но при этом покраснела еще больше. Цезарь подошел к кровати и уселся на самый краешек, обхватив рукой одну из опор полога. Вдруг он принялся смеяться, и смех его был столь непринужденно весел, что удивленная Шарлотта невольно вскинула глаза.
– Душа моя… Вы так напуганы, словно вы птичка, которую словил ястреб. Неужели я внушаю вам такой страх? Или тот ужас, который вы прежде передо мною испытывали, все еще силен.
Она широко распахнула глаза и впилась взглядом в лицо своего мужа.
– Всегда лучше говорить правду. Да, вы внушаете мне страх, монсеньер.
– Но почему? Неужели… в этом повинна моя репутация? Уверяю вас, молва преувеличивает, я вовсе не такое чудовище, как обо мне говорят. Просто я знаю, чего хочу, и не останавливаюсь ни перед чем, чтобы добиться своего. В наши времена я вовсе не одинок, исповедуя такого рода… добродетель.
– Я знаю, что вы умеете добиваться своего…
– И вы порицаете меня за это? Очень странно, если это так. Поймите, Шарлотта, я хочу, чтобы вы перестали быть испуганной птичкой. Поймите, вам это не идет. Вы больше нравились мне в тот вечер в саду замка Лош. Вы горды и высокомерны, как и подобает быть жене Цезаря.
– Жене Цезаря! – усмехнулась она. – Вам не кажется, что это звучит чересчур самонадеянно?
– Но почему? Я знаю себе цену. Я знаю, что хочу властвовать державой и в состоянии этого добиться. Сперва я хочу заполучить Италию, всю Италию! А затем… другие земли! У меня есть могущественные связи, золото, сила; к тому же я обладаю умом и волей. Итак, весь мир будет принадлежать мне… нет, нам, если вы готовы разделить эту власть со мной.
Шарлотта в недоумении смотрела на него. Этот человек казался ей очень странным. Его голос мог быть то очень нежным и проникновенно искренним, то в нем звучала железная воля и властность. Когда он говорил, казалось, что для него нет ничего невозможного. Несомненно, он был из числа тех людей, которые создают империи и без конца стремятся к новым завоеваниям. Жизнь с этим человеком будет полна острых переживаний. |