Брианкур обессиленно уронил лицо на ладони. Шляпа упала с его головы, но он не придал этому значения:

– Я уже ничего не понимаю, – беспомощно простонал он. – Она вызывает во мне чудовищный ужас, я страшусь ее, как самого сатаны, но… я по-прежнему люблю ее. Ей достаточно посмотреть на меня своими бездонными голубыми глазами, и я уже не волен совладать с собою. Я сразу же теряю голову! Я то и дело вспоминаю начало нашей любви, волшебные дни, проведенные в парке Офремона. Я мечтаю вновь отвезти ее туда. Ужасно, что мне довелось полюбить такую женщину!

– Если вы останетесь, считайте себя погибшим, – сурово отрезал Сент-Круа. – Уезжайте, убирайтесь, говорю я вам, пока голова цела на плечах. Не смейте даже возвращаться в ее дом. Ведь вас могут зарезать сегодня ночью в вашей собственной кровати. Или за ужином подсыпать вам в пищу яд. Ведь она поклялась себе уничтожить вас и не остановится ни перед чем… Тем более, что вы знаете слишком много!

– Ну а вы? Ведь вы знаете о ней больше всех? Сент-Круа криво усмехнулся и пальцем показал на шкатулку, стоявшую на этажерке.

– Я ее сообщник, поставщик ядов. Она нуждается во мне, а вдобавок здесь у меня хватит доказательств, чтобы отправить ее на эшафот. Пока эта шкатулка находится в моих руках, я могу не бояться маркизы. Ведь, убив меня, она погубит себя. Ну а вам надо немедленно покинуть Париж. Не возвращайтесь в дом на улице Нев-Сен-Поль. Если у вас нет с собой денег, я вам дам, но только уезжайте! Отправляйтесь на ближайший рынок, купите себе там доброго коня и гоните его что есть мочи, только подальше отсюда… Вы не проживете до следующего утра, если вернетесь в дом маркизы де Бренвильер.

Затем полиция разыскала и Брианкура, вынудив его давать на суде свидетельские показания. Страдая от все еще живой в его сердце любви к маркизе, он, однако, выложил всю правду.

Вечером 16-го июля 1676 года бывшая маркиза де Бренвилье, приговоренная судом к отсечению головы с последующим сожжением ее тела, с веревкой на шее и в рубашке смертницы проследовала под стражей в собор Нотр-Дам, где она исповедывалась. Оттуда ее доставили на Гревскую площадь – место казни. Все улицы, по которым следовала процессия во главе с приговоренной, были запружены толпами людей. Ну а на площади присутствовали не только толпы простонародья, но и весь Двор, с любопытством взиравший на то, как умирает эта знаменитая светская львица, совершившая столь чудовищные преступления.

Из окна дома около моста Нотр-Дам глазами, полными слез, провожал возлюбленную несчастный Брианкур. Ее провезли рядом с домом на телеге, на которой обычно вывозили городские помои. При взгляде на свою возлюбленную, мертвенно бледную, но по-прежнему прекрасную, на Брианкура вновь нахлынули воспоминания о парке Офремон.

А из другого окна за казнью наблюдала властительница дум той эпохи, мадам де Севинье. Вернувшись домой, она, по обыкновению, взялась за перо и написала дочери:

«…После казни ее жалкое, маленькое тело было брошено в гигантский костер, разожженный здесь же на площади, а пепел затем развеян по ветру. Мы все вдыхали дым этого костра, и нам показалось, что в нем присутствуют ядовитые миазмы…»

Казнь маркизы де Бренвильер явилась прелюдией к одной из самых ужасающих уголовных историй эпохи Людовика XIV, которая известна под названием «Дела об отравителях». История эта бросила тень на многих представителей высшего света Франции, и даже на иных лиц, принадлежавших к королевскому окружению.

Надвигалась ночь, пронзительный ветер продувал извилистые улочки старинного квартала, уцелевшего после грандиозного пожара 1720 года.