Обед был натуральный. Бифштекс оказался настоящим мясом, да и овощи явно выросли на грядке, так что Калинов с давно не испытываемым удовольствием очищал тарелки. Вокруг ели и разговаривали. Заметив, что безликие парни не смотрят друг на друга, Калинов пришел к выводу, что каждый беседует с самим собой. Из-за столов никто не поднимался, никто не выходил и не входил в зал, но в конце концов, что ему за дело до собственных фантазий, когда организмом правит желудок? Уж лучше такие сотрапезники, чем шипящие драконы или белобрысые юнцы в тигровых шкурах! С лайтингами в руках…

А потом вспыхнули софиты, и стереорама преобразилась. Серая драпировка покрылась разноцветными пятнами. Донеслись звуки фанфар, по залу разнесся приятный аромат незнакомых духов. Мерно жующие физиономии, как по команде, повернулись в сторону сцены. Гул голосов резко оборвался, словно кто-то где-то выключил кристаллофонную запись.

А потом на сцену явилась из ниоткуда прелестная девичья фигурка, затянутая в облегающее одеяние. Софиты светили в глубокий вырез на спине, и Калинов сразу узнал Виту, хотя она и поменяла цвет волос – с рыжего на белый. Фигуру-то так легко не поменяешь… Если ты не вооружен дисивером…

И начался сеанс стриптиза. Калинов никогда не понимал популярности подобных заведений. Конечно, голографическое изображение на вид ничем не отличается от живого тела, но ведь стриптиз – не простой показ процесса избавления от одежды. Живая артистка всегда чувствует настроение зрителей, их желания и темперамент, и в зависимости от настроения зала меняет ритм движений и музыки. Тут музыка звучала очаровательная, но ритм не менялся. Автоматика…

Калинов сглотнул слюну и оглянулся. Тупые физиономии, глядя на обнажающуюся Виту, мерно пережевывали свою жвачку. С удовольствием. Как коровы.

Господи, подумал Калинов, напрочь забыв, что в зале сидят не люди. Да как же они могут!

И тут же коровы перестали жевать, но от этого выражения лиц сотрапезников стали еще тупее. Калинов снова обратился к представлению. Процесс обнажения успешно развивался. Верхняя половина одеяния уже валялась на сцене. А потом ритм музыки плавно замедлился, как и должно было произойти перед главными событиями. И неожиданно Калинов понял: это не стереорама и не изображение Виты, эта настоящая сцена и сама Вита, живая, горячая, соблазнительная. А еще он понял, что все представление разыгрывается исключительно ради него.

О Господи, подумал он. Что же я такое натворил? Что станется с нею, когда она узнает обо мне правду?

В медленном танце Вита повернулась к Калинову боком, и он, разглядев форму бюстгальтера, обнаружил, что это не Вита. Не было у Виты такого бюста… Калинов поразился: как он мог принять за Виту эту полногрудую девицу. А потом девица повернулась к нему лицом, эффектным жестом отбросила со лба пшеничную челку, и Калинов узнал ее. На сцене танцевала Флоренс Салливан. Пока он ошарашенно хлопал ресницами, сеанс стриптиза завершился, и Флоренс, подхватив со сцены свои тряпки, исчезла за драпировкой. Музыка умерла, погасли софиты. Волшебная сказка завершилась. Безликие молодцы разразились аплодисментами, намереваясь отхлопать себе ладони. А потом вновь принялись мерно жевать и неразборчиво бубнить.

Калинов изо всех сил пытался вызвать в своей душе ощущение неприятия происшедшего, но быстро убедился, что его потуги напрасны. Не было во Флоренс ничего неприятного, более того – стриптиз в исполнении столь юной девушки выглядел весьма пикантно. И Калинов понял, что это была не его фантазия, это была фантазия ее, Флоренс, ее дэй-дрим – ведь возраст девчонки не позволял ей принимать участие в подобных представлениях в Мире, а она явно в этих представлениях нуждалась.

Он снова пригляделся к неистово аплодирующим зрителям и обнаружил вдруг, что кабаре наполнено отнюдь не юнцами. За столами сидели солидные мужчины и, если бы они были живыми людьми, все наверняка оказались бы отцами семейств.