– Ага. И проломился посередине двери он сам. – Я пошла дальше.

– А почему у нас вообще весь дом в руинах?

– А потому что ты ничего не видишь, кроме своей работы. – Она была права. Я, честно говоря, не люблю, когда маман права. Как-то это неправильно.

– А вы не могли хоть немного держать себя в руках? Кто теперь шкаф чинить будет? – спросила я, но понимала, что некому. Никто, кроме меня. И я подумала, если мой дом, который не совсем, правда, мой, будет разрушаться на глазах, то к концу аренды я останусь должна не только за свои проблемы с любителем пиццы Серым, но и за эту ущербную хатку. Подобное развитие событий меня не устраивало совершенно.

– Знаешь, маман, я готова исполнить одну твою мечту и лично привести в порядок этот сарай, в котором вы барахтаетесь. Но прошу помнить следующее – я не несу ответственности за то, что могу там повыбрасывать или покалечить.

– Да выкидывай хоть все, – одобрила покладистая мать мой порыв.

– И лекарства, имей в виду.

– Лекарства выкидывать нельзя!

– Я не гарантирую. Я не говорю, что обязательно выкину, но могу. Это понятно? Что нужно попрятать особо любимые таблетки.

– Я больной человек, как ты так можешь? – оскорбилась она.

– Вот я и говорю, прячь дозняк. А то может и не достаться. И, между прочим, наркоманы тоже больные люди. И тоже сидят на колесах.

– Прекрати, – заорала она. Я, довольная эффектом, продолжила.

– Требование второе. Я не желаю таскать пылесос под твои вопли, что я тебе мешаю … что-нибудь там важное делать. И музыку я тише делать не буду. Так что, если ты желаешь уборку а-ля Оля Петрова – завтра, прямо с утра ты эвакуируешься и возвращаешься только после обеда, чтобы забрать с продленки Шурку и пойти за Анькой.

– А я и так к Марине Степановне собиралась, – заверила меня довольная мать.

– И детей предупреди, чтоб раньше времени не сунулись.

– Хорошо – хорошо, – умиленно щебетала мама. Уж она-то знает, что такое эти мои стихийные уборки. Стихийные не потому, что случаются в непредсказуемый момент, а потому что похожи на цунами. Тайфун «Ольга Петрова» начался двенадцатого марта, во вторник, в девять часов утра. Я хотела бы запечатлеть это число в своей памяти навсегда. Но в то утро я, ни о чем не подозревая, сплавила мамашу с детьми в места лишения свободы (школа, сад, Марина Степанова, с которой мамочка на брудершафт будет набираться здоровьем и силами, попивая спиртовые эликсиры радости). Обычно я убираюсь медленно и неторопливо, раскладывая вещи на места, разбираясь и никуда не торопясь. А куда торопиться, если можно потом закончить, перенести часть дел на завтра? Но не теперь. На завтра у меня была запланирована куча дел. И собеседование с секретарем, он нужен он нам был давно, но надежда на то, что мы потянем его зарплату, появилась только теперь. И переговоры о расселении, и составить проект одного договора купли-продажи для сделки. А еще мне заплатили за юридическую проверку квартиры, как настоящему юристу, так что упасть в грязь лицом было никак нельзя. И, если честно, я и сегодня не больно-то была свободна. Но я решила – уж если я не могу навести порядок в собственном доме, то о каком порядке в делах можно вести речь. Так что, на все про все у меня было буквально несколько часов. Я собралась, вдохнула поглубже и приступила.

– Логично предположить, что все, лежащее на полу никому не нужно, – и я щеткой на длинной ручке принялась выметать изо всех углов и из под кроватей все, что там есть. В квартире гремело Лав-радио, слезные баллады сменялись ритмичными опусами о том, как именно, в какой позе, с кем, или с чем… А диджеи призывали любить всех без разбора, любить просто во имя любви, чтобы настал мир во всем мире.