— Не стоило мне… — начал Джо, но Джой даже слушать не захотела. Вместо того отправилась в ванную и плеснула в лицо холодной водой. Она больше не желала быть чьей-то очередной ошибкой.

Когда она вышла, Джо был полностью одет.

— Я вызвал такси, — сообщил он. — Я… я посмотрел твой адрес на конверте. — Он протянул ей счет за электричество, который еще со вчерашнего дня лежал на кофейном столике. — Я могу воспользоваться?.. — Он нерешительно махнул головой в сторону ванной.

Джой кивнула и отступила в сторону, давая ему пройти.

«А он высокий», — подумала она, когда Джо вернулся в гостиную.

— Я не из тех, кто… — начала она. Но он не дал ей закончить.

— Я раньше тоже так никогда не поступал.

— Спишем все на спиртное, — предложила Джой.

— Временное помутнение разума, — кивнул он.

За окном дважды просигналил автомобильный клаксон.

— Спасибо, мисс Джой, — официально поблагодарил он. — За то, что были ко мне так добры.

Почувствовав, что обнажила перед ним свою душу со всеми шрамами, Джой отвернулась, когда он натягивал куртку и потом резко одернул ее несколько раз, вытряхивая, вероятно, и ее, Джой, из своей жизни.

Позже, принимая душ после его ухода, она пыталась убедить себя, что она не шлюха, как ее всегда называла мать; что и ей уготованы земные блага; что они оба взрослые люди, действовавшие по взаимному согласию. Она отправилась на занятия, потом на работу в библиотеку колледжа, а после — на вечернюю смену в зал отлетов, где поймала себя на том, что высматривает Джо, хотя прекрасно понимала, что его там быть не может…

Но однажды вечером он пришел. И в тот вечер напиваться не стал. Дождавшись, пока у Джой закончится смена, проводил ее домой, где они снова занялись любовью, а потом ели в постели мороженое. Она узнала, что Джо не адвокат, а судья. Он рассказал ей, что его любимые дела в суде — дела об усыновлении, когда брошенный ребенок обретает дом. Он гладил ее волосы и говорил, что жалеет, что она не одна из этих детей.

Джо приходил еще два раза — сам признался, что придумал себе дела в Джексоне, чтобы встретиться с ней снова. Джой уж и припомнить не могла, когда кто-то бежал ей навстречу, а не наоборот — прочь от нее. Она позволила ему проверить ее перед одним из экзаменов и приготовила сытный завтрак.

Когда уже привык сам о себе заботиться, то, если вдруг кто-то начинает заботиться о тебе, на это «подсаживаешься», как на наркотик. И Джой быстро подсела. Она присылала Джо смешные и нелепые надписи, которые встречала по пути на работу: баптистскую церковь, где разыгрывалась сценка Рождества и висело объявление: «ВОЙДИ В НАШ ХЛЕВ! ПОСМОТРИ НА ЭТИХ ОСЛОВ!»; весело мерцающий лайтбокс «ОСТАНОВИСЬ НА РАСПУТЬЕ!»; огромный рекламный щит сети ресторанов «Тако Белл», который гласил: «В ЭКСТРЕННОМ СЛУЧАЕ МОЛИТЕСЬ НА СЫРЫ!». Джо в ответ писал о тех, кому присудили премию Дарвина, описывал памятные случаи с судебных заседаний. Когда он неожиданно объявлялся, она сказывалась больной и не ходила на работу и в библиотеку, чтобы иметь возможность провести с ним столько времени, сколько он мог себе позволить. Он был на пятнадцать лет старше, и временами ей казалось, что она этими отношениями компенсирует отсутствие отца, но потом поняла, что в их отношениях нет и намека на отцовство. Понемногу Джой стала задумываться: неужели ее сердитая фортуна повернулась к ней лицом?

А надо было быть умнее…

Биология, эволюция и социальные обычаи позволяли Джо уйти; а Джой осталась беременной. Хотя в постели они были вдвоем.

Оглядываясь назад, Джой поняла, что этого и следовало ожидать: жизнь неоднократно подкладывала ей свинью — каждый раз, когда она отведывала чего-то хорошего.