И снова она бросила взгляд на вершины скал.

Внезапно Сенмуту передался ее страх, усиленный непостижимостью места, где они находились, но он знал, что задавать вопросы бессмысленно.

Она скрестила на груди руки, и плащ еще плотнее натянулся вокруг ее тела. Нубиец стоял как каменный. Они даже забыли о нем.

– Посмотрим, может быть, мне удастся что-нибудь сделать, – резко сказала она, – но я ничего не обещаю. Никто, кроме моего отца, не властен призвать этого Бению назад или оставить его там, где он есть сейчас.

– Он достоин, – торопливо вставил Сенмут.

Она улыбнулась, ее настроение снова переменилось.

– Как и ты, Сенмут, – тихо сказала она.

Когда он услышал свое имя в ее устах, на него волной нахлынула радость.

– Я боготворю вас, ваше высочество, – шепнул он, зная, что это правда. – Я буду служить вам до самой смерти.

Видя, что эти слова были насильственно исторгнуты из его души, а не соскользнули с губ привычно, как у льстивого царедворца, она взяла его ладонь, положила в свою, подержала и медленно выпустила.

– Я давно это знаю, – ответила она, – а еще я знаю, что, осыплю ли я тебя благодеяниями или брошу в темницу, ты все равно будешь мой. Разве не так?

Услышав ее излюбленный вопрос, он улыбнулся.

– Это так, – ответил он, и они неторопливо пошли назад, к носилкам, где их ждали сонные, опьяненные жарой слуги.

Назавтра рано поутру его призвал к себе фараон. Сенмут нашел Тутмоса в кабинете визиря Южного Египта, где тот расхаживал взад и вперед, держа в руке целую пачку смятых свитков и депеш. Как только слуга объявил, что пришел Сенмут, Тутмос швырнул папирусы на стол, а отец Юсер-Амона поклонился и вышел из комнаты.

Фараон был не в духе, и Сенмут с трепетом ждал начала разговора, обдумывая, в чем он мог провиниться. В то утро Могучий Бык напомнил ему старого учителя, который был у него в школе, и юноша следил за тем, как фараон, играя мышцами, шел в дальний конец комнаты, разворачивался и шел обратно, подставив взгляду юноши мускулистую грудь. Наконец Тутмос остановился.

– Тебе нужен Бения Гурриец, – рявкнул он.

– Да, ваше величество.

– Выбери кого-нибудь из царских инженеров. Сетом клянусь, у меня их столько, что я мог бы строить по храму в день ближайшие тысячу хентисов! Выбирай. Любого бери!

– Ваше величество, я давно знаю Бению. Он хороший инженер и добрый человек. Мне нужен он и никто другой.

– Да что ты знаешь о добре, – закричал Тутмос, – ты, мальчишка?

– С этого года я знаю о добре и зле больше, чем знал в прошлом, – ответил Сенмут спокойно, хотя ладони у него взмокли и колени дрожали. – А еще знаю хорошего инженера, который, как мне думается, и человек хороший.

Неожиданно Тутмос хохотнул и опустил тяжелую руку Сенмуту на плечи.

– Ты выглядишь мужчиной и говоришь как мужчина! Да, моя дочь мудра, но избалована и капризна в придачу. «Сенмут будет строить для меня, – заявила она и вздернула нос – Но ему нужен этот гурриец. Отдай его мне, отец, умоляю». Но она не умоляет; нет, мой маленький царевич только приказывает.

Тут он посерьезнел, так же неожиданно отвернулся от Сенмута и тяжело опустился в кресло у стола визиря. Его короткие пальцы забарабанили по полированной столешнице.

– И все же… – пробормотал он. – Все же… Знай, Сенмут, что этот твой Бения должен умереть через три дня.

Стены вокруг него поплыли, и Сенмут машинально выставил вперед руку, чтобы не упасть. Сердце забилось тяжело и медленно, его удары отдавались в горле.