– Что ж, отлично, – прорычал он, уже охваченный безумной лихорадкой не поддающейся контролю страсти. – Хорошо. Я откажу детям Нубнофрет в праве наследования в пользу твоего сына. Но им я об этом не скажу. Иначе они станут ненавидеть тебя еще сильнее.

– Нет никакого резона сообщать им о твоем решении, пока нет никакой опасности, – ответила она. – Благодарю тебя, Хаэмуас.

Он не ответил, он даже не слышал, что она сказала. Его охватила мощная волна желания, она поглотила все мысли, все его существо, и прошло долгое время, прежде чем он оказался в состоянии вновь трезво оценивать происходящее вокруг. К тому времени ночная лампа погасла, а до его слуха доносился вой шакалов из далекой пустыни, раскинувшейся за Саккарой. Город погрузился в глубокую тишину поздней ночи.

ГЛАВА 17

Мучит ли тебя жажда,

И потому ты хочешь покинуть меня?

Вот моя грудь, она полна молоком,

Возьми ее и напейся.

Хаэмуас покинул домик наложниц, когда едва занялась робкая заря, чуть развеявшая ночную тьму. Быстро пройдя к себе, он упал на постель и мгновенно погрузился в глубокий сон. Проснулся он через три часа, когда до его слуха донеслись нежные звуки флейты, а обоняние раздразнили ароматы свежего хлеба и спелых фруктов – смоквы и винограда. Каса как раз поднимал занавеси на окнах, чтобы впустить первые лучи драгоценного утреннего солнца, которое в ближайшие два часа будет безжалостно изгнано.

Хаэмуас позавтракал без большого аппетита, разговор с Табубой накануне вечером не шел у него из головы. И хотя решение уже принято, в его памяти то и дело разрозненными обрывками всплывали ее жалобы и просьбы, равно как и его резоны и возражения. «Она совершенно права, – размышлял он, сплевывая виноградную косточку в ладонь и пристально ее разглядывая. – Мне следовало бы самому предвидеть подобное развитие событий, но я вместо этого предпочел спрятать голову в песке иллюзий. И теперь грубая реальность, холодная, жестокая и беспощадная, настигла нас обоих. Необходимо срочно, сегодня же что-то предпринять, иначе она покинет меня».

– Каса, – позвал он, – распорядись, чтобы Птах-Сеанк пришел ко мне в кабинет. Для него есть работа. Ты уже выбрал для меня на сегодня наряд?

Он закончил завтрак, одним движением руки отослал музыканта, вымылся, оделся и совершил молитвы перед святилищем Тота. «Если только они узнают, что я собираюсь сделать, они возненавидят меня, – думал Хаэмуас, машинально повторяя знакомые древние слова молитвы и поклонения. – Горечь, ярость, предательство – и никто не захочет понять меня. Но в Табубе вся моя жизнь, моя молодость, мой последний амулет против надвигающейся старости и вечной тьмы. Богатства отца так велики, что превосходят воображение обычных людей. Если я умру, он сумеет собрать воедино рассыпавшиеся обломки моей семьи. Уж такую услугу с его стороны я вполне заслужил».

Задув ладанную курильницу, он направился в кабинет. Слуга уже опускал занавеси на окнах, защищая комнату от неумолимых солнечных лучей. Хаэмуас слышал, что в саду трудятся рабочие. Его уже поджидал Птах-Сеанк, он сидел и читал, положив дощечку на пол рядом с собой. При виде Хаэмуаса он встал и поклонился.

– Приветствую тебя, Птах-Сеанк, – сказал Хаэмуас – Подожди еще минуту.