Наконец глашатай замолчал. Хаэмуас слышал, как у самого уха прошелестели сандалии отца, затем раздались более легкие шаги – это шла сестра. Изящно выгнувшись, Бинт-Атан со вздохом уселась на место, а Рамзес повелел гостям подняться с пола. Хаэмуас опять уселся на свои подушки и придвинул поближе маленький столик для угощений.

Фараон прошествовал следом за своей женой-дочерью. Его ослепительный головной убор в бело-синюю полоску венчали золотая кобра и гриф, глаза были подведены черной краской, веки блестели яркой зеленью. На каждом пальце мерцали кольца, на впалой груди позвякивали кресты-анки и изображения Ока Гора.

– Я уже принял твое снадобье, Хаэмуас, – сказал фараон. – На вкус отвратительное, и пользы от него, кажется, никакой, разве что аппетит разыгрался.

У основания царского помоста хранитель устанавливал в специальные подставки символы божественной царской власти – крюк, цеп и кривую саблю, а толпу гостей от помоста царской семьи отделял целый отряд стражников-шарданцев. По знаку Ашахебседа, скромно стоявшего у царского стола, из своих укрытий стали появляться слуги, нагруженные блюдами с кушаньями, и изысканные ароматы яств быстро заглушили запахи воска, цветов и благовоний. Ашахебсед прислуживал Рамзесу.

– От всех, кто тебя окружает, включая и меня, ты ожидаешь быстрых чудес, – произнес Хаэмуас с теплотой. – Дай время, отец, чтобы лекарство подействовало. И неплохо было бы пораньше лечь спать.

Ашахебсед снимал пробы с кушаний. Рамзес с нетерпением наблюдал за ним.

– Я и в постели постоянно занят, – сказал он лукаво. – От женщин нет ни минуты покоя, Хаэмуас. Их так много, и все требуют удовлетворения! И что я должен делать?

– Не набирай себе так много, – со смехом произнесла Бинт-Анат. – Прислушайся к Сути, когда он пытается сообщить, сколько золота из царской казны ежедневно расходуется на содержание твоих гаремов. И тогда, возможно, ты предпочтешь воздерживаться от новых соглашений и брачных договоров.

– Хм-м, – только и произнес фараон. Он с аппетитом приступил к еде, сохраняя при этом изящество движений.

Прислужник за столом Хаэмуаса наполнил и его тарелку, и царевич отдал должное мастерству и таланту отцовских поваров. Он увидел, что совсем рядом с царским возвышением сидит Нубнофрет в компании нескольких подруг из числа знати, а невдалеке – Гори и Неферт-кай. Гори ужинал, а девушка скрестила обе руки на его обнаженном плече и терлась лицом о его ухо. Хаэмуас с грустью подумал о своей Шеритре. Чем-то она сейчас занята? Молится, а может быть, прогуливается по саду при свете факелов в компании верной Бакмут? Или, может быть, сидит у себя в комнате, подтянув колени к подбородку, и думает о нем? Задает себе вопрос, чем он занят в эту минуту? Упрекает себя за излишнюю застенчивость, за то, что не смогла заставить себя окунуться в водоворот жизни? Хорошо было бы видеть ее здесь, чтобы глазки у нее блестели от вина и веселья, пальчики обхватили бы плечо какого-нибудь молодого вельможи, а губы прижимались к его уху. Фараон опять высказывал в его адрес какие-то замечания. Его брат Рамзес, склонившись над тарелкой, фальшиво насвистывал себе под нос веселую мелодию. Хаэмуас всей душой отдался развлечениям вечера.

Через несколько часов, насытившись фаршированным гусем, салатом из огурцов и всевозможными сладостями, слегка опьяненный, Хаэмуас стоял у северных дверей в компании своего друга Веннуфера, верховного жреца Осириса из Абидоса. Шум в зале не стихал. Голоса гостей звучали более раскованно и громко по мере того, как опустошались кувшины с вином и начинались развлечения. Тут и там слышались восклицания, обрывки песен – так гости выражали свое одобрение и восторг, глядя на трюки пожирателей огня, жонглеров и акробатов, на изящных обнаженных танцовщиц с волосами, спадающими до земли.