Больше он не отдавал распоряжений капитану лодки. Он сидел один в своей каюте, погруженной в голубоватую полумглу, подтянув колени к подбородку, крепко зажмурив глаза и раскачиваясь взад-вперед, охваченный унижением и яростью, направленной на сей раз на себя самого. «Никогда прежде не случалось такого, чтобы я ударил слугу, – мучительно думал он. – Жестко упрекал – да, кричал – да, бывали случаи, когда я почти терял самообладание, но никогда, никогда я никого не бил. А тут – Амека! Человека безупречной верности, всю жизнь прослужившего мне на благо, человека, который много лет защищал и охранял меня. – Хаэмуас закусил губу. Он почувствовал, что лодка, сделав небольшой рывок, отошла от болотистого берега, услышал, как капитан резко выкрикивает приказы команде. – Еще раз принести свои извинения – этого недостаточно, – размышлял тем временем Хаэмуас. – Урон уже нанесен. И невозможно сделать так, будто не было этой секунды, – секунды, когда я поддался вспышке безумной ярости. И в чем ее причина? – Он прислонился к стенке каюты, источавшей легкий аромат кедра, и открыл глаза. – Причина – женщина. Женщина, которую мне не удалось поймать. Амек честно исполнил свой долг, но решил не преступать законов Маат и не приводить ее ко мне силой». Хаэмуас услышал, как с наружной стороны в стену каюты робко постучал Каса. Царевич взял себя в руки.

– Входи!

Слуга раздвинул занавеси и с поклоном вошел в каюту.

– Поскольку не поступало никаких других распоряжений, царевич, капитан направил лодку к дому господина Си-Монту, – сказал он. – Будут ли у тебя какие-нибудь еще желания?

Хаэмуасу с трудом удалось подавить рвущийся наружу истерический смех. «Мое главное желание – заполучить эту похожую на мираж женщину, что сводит меня с ума. Мое другое желание – сделать так, чтобы события последнего часа начисто стерлись у людей из памяти. Еще одно мое желание – вернуть себе душевный покой, который я всегда принимал как должное».

– Принеси воды и фиников, – сказал он.

Хаэмуас подумал о том, чтобы повернуть лодку обратно к дому, но вдруг ему безудержно захотелось во всех подробностях поведать о случившемся любимому брату. Он выпил принесенной Касой воды, пожевал финик и сидел, погрузившись в невеселые раздумья.

Бен-Анат встретила деверя со своей обычной приветливостью, тепло обняла его и усадила отдыхать в саду, в тени огромной раскинувшейся сикоморы. Приставив к нему слугу и извинившись за то, что вынуждена оставить его на какое-то время в одиночестве, она поклонилась и ушла обратно в дом. Хаэмуас облегченно вздохнул. Общаться с Бен-Анат было легко и просто, но в его теперешнем состоянии Хаэмуас не мог заставить себя вести ни к чему не обязывающую беседу о семейных делах. Слугу он попросил принести пива и сидел теперь, принуждая себя делать небольшие, осторожные глотки, тогда как на самом деле он готов был выпить все залпом и потребовать еще. Жара сводила с ума, и ему хотелось напиться до беспамятства. Однако желание поговорить с Си-Монту взяло верх.

Наконец на лужайке показался брат. Он, видимо, утром работал на виноградниках и едва успел умыться и переодеться, но кроме узкой полоски белого полотна на бедрах, на нем больше ничего не было. Его кожа была смуглой от загара, а сам он – коренастым и крепким, не потому, что занимался стрельбой из лука, борьбой или катанием на колеснице, а потому, что многие часы проводил на полях, обливаясь потом наравне с крестьянами. В его обществе Хаэмуас чувствовал себя уютно и спокойно. Он поднялся и поцеловал брата в мягкую, заросшую щетиной щеку. Си-Монту взмахнул рукой, чтобы Хаэмуас устраивался поудобнее на подушках, разбросанных поверх тростниковой циновки.