|
С полчаса они играли в рыболовов, а когда дело не увенчалось успехом, начали резвиться в ручье. Бродили по колено в воде, швыряли камешки, бросали палки – кто дальше. Байрон держался в тени дуба, то и дело посматривая на небо, но никаких признаков, что облака рассеются, не было. Наконец мальчики улеглись на сырой траве и начали болтать о своих планах и надеждах на школу, ругая слепоту своих родителей, настаивающих, чтобы каждый пошел по отцовским стопам – Байрон в Итон, а Уилл в Хэрроу. Они не заметили, как уснули.
Байрон проснулся от боли. Пока он спал, тень от дерева передвинулась, вышло солнце, обожгло половину его лица, икры и даже ступни. Он закричал от боли, разбудив друга, и пока Байрон пытался объяснить, путаясь в словах, Уилл все шире и шире раскрывал глаза, с ужасом глядя на Байрона. А потом бросился наутек. Конюх нашел Байрона, свернувшегося в клубок у подножия дуба, лицо у него превратилось в сплошной волдырь, он едва мог открыть рот, чтобы заговорить, ноги болели, идти он не мог. Когда Уилл уехал в Хэрроу, а в Итоне начались занятия, Байрон еще не поправился, но это его уже не волновало. Он сообщил матери, что намерен получить образование дома, несмотря на специальные предосторожности, на которые Итон согласился. У матери не хватило духу отказать ему, и она наняла лучших преподавателей. Байрон никогда ни слова не сказал о том, что произошло между ним и Уиллом, но эта рана кровоточила. В течение следующих десяти лет они с Уиллом встречались раз пятьдесят на танцах и за обедом во время перерывов между семестрами. Уилл старался не смотреть ему в глаза, ускользал в дальний угол комнаты и делал вид, что погружен в оживленный разговор с какой-нибудь деревенской матроной или юной барышней. Пару раз Байрон поймал Уилла на том, что тот смотрит на него с непроницаемым видом, но больше они никогда не разговаривали. Даже когда Уилл обручился с Шарлоттой Литтлвуд, на которой хотел жениться Байрон. Поступил ли он глупо? Этот вопрос Байрон задавал себе в тысячный раз. Не принял ли он слишком близко к сердцу потрясение, испытанное каким-то мальчишкой? Но ведь Уилл не был «каким-то мальчишкой». Он был самым близким другом Байрона, без всяких вопросов принимал все странности в его поведении, пока не увидел его обгоревшее лицо. Если самый близкий друг детства прореагировал на его болезнь с таким отвращением, чего ждать от всех остальных? Особенно от Виктории, которая ничего не приемлет, не проверив, не оценив, не разложив все по полочкам. Но все же он не мог выбросить ее из головы. А когда погрузился в сон, она снилась ему всю ночь.
Глава 18
Когда Виктория проснулась во второй раз, в окна «комнаты единорога» струился свет, и она снова была укутана в одеяла до подбородка. Она долго лежала, глядя на полог, не в силах пошевелиться. Свет и тихое немелодичное позвякивание, доносившееся от камина, сказали ей, что Рейберна в комнате нет, и Виктория не смогла подавить разочарование. Его присутствия, его голоса – она ведь слышала голос? – было достаточно, чтобы она поверила хотя бы на мгновение, что он ее прощает. Прощает за что? Она не сделала ничего дурного, только уехала, она не нарушала никаких границ, которые он нарушал постоянно. Но все же воспоминание о его искаженном лице содержало в себе ответ. Она причинила ему боль. Однако он устремился за ней. Она ухватилась за этот факт. Он устремился за ней, несмотря на их спор и свое отвращение к солнцу. Ощущение вины пронзило Викторию. Кто-то привез ее в замок. Это мог быть только Рейберн. Нашел ли он свою шляпу? Пострадали ли его глаза? Придет ли он к ней еще раз? Ответов на эти вопросы Виктория не знала. С внезапной решимостью она сбросила с себя все одеяла, оставив лишь одно, и вздрогнула, ощутив боль в голове и лодыжке. Мгновение спустя появилась миссис Пибоди. – Нет, нет, нет, милая, вам нельзя вставать! – запротестовала она. |
