Было еще утро, а она ушла из конторы Морвана-Мейера. Поймав такси, она долго не могла решить, какой же адрес назвать. Возвращаться в больницу было бессмысленно: Готье сообщил по телефону, что Шарль без сознания, в глубокой коме. В итоге Мари вернулась на авеню Малахов и, проскользнув мимо маленькой гостиной, где мать вышивала очередную салфетку, поднялась прямо в комнату Алена.
Брат сидел на подоконнике у открытого окна. Погруженный в свои мысли, он с неподвижным лицом смотрел на сад невидящими глазами. Мари вспомнила, что Ален уже лет десять не был в Париже и теперь, наверное, вспоминал детство и юность. Как они, вернувшись из коллежа и лицея, полдничали, а перед этим обязательно мыли руки, как играли в крокет на лужайке, как Винсен делал за всех домашние задания по математике. Уютная вселенная, в которой не было трагедий. Повернувшись к сестре, Ален строго посмотрел на нее. Вчера, чтобы усмирить его, Даниэль пришел на помощь Винсену. В этой потасовке Готье охранял Шарля, капельницы, электроды, – врачебный долг был прежде всего, – а потом, разозлившись, выгнал всех из палаты.
– Ты завтракал? – сдавленным голосом спросила она.
Удивленный таким ничтожным вопросом, он пожал плечами.
– Тогда пойдем со мной, ты ведь и вчера ничего не ел… Знаешь, утром дети искали тебя.
На самом деле она вернула их, когда они бежали в комнату обожаемого Алена, и обещала, что до ужина он никуда не денется. Только этого нельзя было знать наверняка.
– Ну, хотя бы чашечку кофе, – не отступала она. Неожиданно Ален спрыгнул с подоконника. Он был в белой рубашке с расстегнутым воротником, черных брюках и мокасинах. Загорелый и стройный, он кому угодно мог понравиться, и Мари вдруг удивилась, почему это он живет в Валлонге один, как отшельник. Подойдя к сестре, Ален взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза.
– Мари, – строго спросил он, – и ты можешь с этим смириться?
Она пыталась высвободиться, ей в последнюю очередь хотелось говорить об этом, но Ален усилил хватку.
– Так ты можешь?
– Не в том дело! Все уже произошло. Хочешь ты того или нет, Ален. Историю не переделать…
– Но ты веришь тому, что он сказал?
– Да… Вынуждена!
– Почему?
– В таком состоянии Шарль не может лгать.
В ее голосе зазвучали слезы, и она с трудом сглотнула. Мысль о том, что Шарль умирает, затмевала все остальное, но в этом она не могла признаться брату. Как не могла рассказать о глубоком сильном чувстве к человеку, которого ее брат недолюбливал, а теперь и просто ненавидел.
– Ты по-прежнему будешь защищать его, Мари? Ведь он убийца.
Ален первый произнес это слово. Винсен все объяснения отложил на потом, а Мари ничего не сказала.
– Не теряй самообладания, – пробормотала она. – Подожди, пока все прояснится.
Но Мари была не уверена, что хочет знать больше. Пытаясь взять себя в руки, она вспомнила о бабушке и выпрямилась, вынуждая Алена отпустить ее.
– Подумай о Кларе, – твердо произнесла она.
Отныне это будет их пароль, он будет держать их вместе.
Винсен одиноко стоял у изголовья отца в застекленной реанимационной палате. В это отделение пускали только по одному.
Взгляд молодого человека был устремлен на Шарля: впалые щеки, подбородок, щетина, еще больше ожесточившая черты. Не советуясь с Даниэлем, Винсен принял решение открыть сейф только после смерти отца. Что бы там ни находилось, Винсен пока не считал себя вправе рыться в прошлом умирающего человека.
Винсен ни разу не видел отца больным. Даже недомогающим. И тем более небритым. Для него Шарль был сама элегантность и сила. Не считая Клары, Винсен единственный, кого никогда не отпугивало надменное поведение отца. |