Теперь в доме было тихо и спокойно, и эта тишина после шума и гама вчерашнего веселья казалась оглушающей. В воздухе ясно ощущался запах закончившейся буквально несколько часов назад безумной вечеринки.

Чем ниже спускалась Гардения по лестнице, тем резче становился этот запах. Пахло алкоголем, увядающими цветами, табачным дымом и смесью разнообразных духов.

На втором этаже царил полумрак — светильники в коридоре были погашены, а шторы на окнах — не раздвинуты. Гардения догадалась, что именно здесь все еще отдыхает ее тетя, и, не останавливаясь, прошла вниз, на первый этаж.

Широкая лестничная площадка была обставлена богатой мебелью. А сквозь приоткрытые двери в противоположной стене виднелся кусочек длинного зала.

Наверное, это главная гостиная, решила Гардения, пересекла площадку и остановилась в дверях, приоткрыв от изумления рот.

Таких огромных помещений, как это, она не видела ни разу в жизни. Обстановка зала поражала экстравагантностью.

Шторы на окнах с позолоченными ламбрекенами были сшиты из розовой с золотом парчи. Бело-золотистые стены украшали обтянутые такой же тканью панели и зеркала в резных позолоченных рамах. На великолепной мебели пестрели мозаичные узоры из мраморных пластинок.

Но главным, что привлекло внимание Гардении, были многочисленные столы с обитыми зеленым сукном столешницами. Она сразу поняла, для чего они предназначены, хотя видела подобные столы впервые, — для каких-то настольных игр.

Так вот чем вчера занимались здесь развеселые гости, подумалось ей. Но почему они вели себя настолько шумно?

На полу помимо осколков бокалов и бутылок из-под шампанского валялась еще и огромная опрокинутая ваза с тепличными цветами, а также статуэтка из дрезденского фарфора с наполовину разбитым купидоном. У дальней стены стоял большой стол, накрытый обляпанной скатертью, с пустыми бутылками и грязными бокалами.

Гардения не могла себе представить, что тут творилось.

Она видела возвышение, на котором наверняка располагались вчера музыканты, но не понимала, для чего людям, проматывающим деньги за игорными столами, нужна музыка.

И тут ее осенило: она во Франции. Ей вспомнились рассказы о любителях азартных игр из Монте-Карло и Остенде, о людях, готовых ради своего болезненного увлечения вновь и вновь переплывать через канал. Столкнуться с подобным явлением в Париже, особенно в доме своей родной тети, она никак не ожидала.

Ее мать была ярой противницей азартных игр. Однажды, когда отец собрался поставить перед скачками на какую-то из лошадей, она пришла в ужас и сказала, что категорически против.

Несмотря на то что каждый предмет мебели в зале представлял собой настоящее произведение искусства и что потолок здесь был дивно расписан рукою мастера, отсюда поскорее хотелось уйти. И причиной тому служили отнюдь не разбросанные по полу осколки, а нечто более глубинное, более фундаментальное.

Гардения поспешно вернулась в холл и прошла в ту комнату, в которую вчера ее отнес лорд Харткорт.

Тут ничто не изменилось, лишь занавески были теперь раздвинуты. Поднос с посудой и остатками еды так и стоял на столе, а на подушках сохранялись вмятины от ее головы.

Комната была обставлена богато и со вкусом. Теперь, отдохнувшая и не голодная, Гардения сразу обратила на это внимание. Однако домашнее тепло и уют здесь напрочь отсутствовали. Она не могла облечь свои ощущения в слова, но точно знала, что меньше всего на свете хотела бы жить в подобном месте.

Ее взгляд упал на остановившиеся часы на камине.

«Почему в столь шикарном доме нет людей, которые бы как следует за ним ухаживали? — подумала она удивленно. — Которые наполняли бы чернильницы, когда в них заканчиваются чернила, клали на письменные столы ручки и бумагу, заводили часы, ставили кувшины с водой у кроватей…»

Мать научила ее всему этому с самого детства.